Ирка Хортица и компания - Илона Волынская

как бегун на старте, разглядывая еще одного человека в переулке. У дерева навытяжку торчал незнакомый пожилой дядька. Только через мгновение Оксана поняла, что руки у дядьки заведены назад, так что охватывают тонкий ствол, и скованы наручниками. – Я тоже думал, что от нее ушел. Я первый ее встретил! В пятьдесят восьмом! «Дело «пестрых»! Детектив, советский, самый первый! С девушкой был… она сзади села… – он задергался, словно хотел выдернуть дерево, к которому был прикован и удрать вместе с ним.

– Девушка? – переспросил майор.

– Нет! Она! Синяя дама! Девушка рядом сидела, а она… от нее могилой пахло! Я еще шутил тогда… шутил, что она как из того детектива выскочила. А она возьми, да и скажи, тихим таким шепотом, жутким: «Все так и будет. Смотрите внимательно, это ведь ваш последний фильм». А я девушке своей: «Слышь, это она тебе!» Там же, в детективе девушку убили, не парня! Я шутил, слышите! Я же не знал, что ее через день мертвой найдут! Девушки вообще стойкие – мужики после ее слов сразу же, а женщины еще держатся день… иногда два…

Стелла с Оксаной переглянулись и посмотрели на Остроумову.

– Ой, а к нам тоже такая тетенька подсаживалась! – вдруг вскинулась Мышь. – Только она сбоку села: в пальто синеньком, и шляпке старинной, с вуалькой, тоже синенькой. Как тех вешать повели, она и говорит: «Все так и будет. Смотрите внимательно, дети, это ваш последний фильм». Алик еще ее ненормальной обозвал! Ничего себе, шуточки!

– Она не шутила! – взвыл билетер. – Вот она – не шутила!

– Поэтому когда тебе понадобилось от кого-то избавиться, ты ее нашел. – задумчиво сказал майор.

– Я просто вспомнил! Меня с работы выгнали, в кинотеатр билетером только и взяли. Слухи ходили, что тут нечисто, вот никто и не хотел. А я как синий зал увидел… А она… почуяла. В первый же день она за спиной, за спиной! И запах! И шепот! Только я ее слушать не стал! Я сам, сам ей предложил, что приведу его! Он был плохой человек! Бандит! Он… он угрожал… не только мне! Он молодежь заманивал своими картами!

– Играл ты, значит, и проигрался. – подвел итог майор. – Зато сообразил, как от кредитора избавиться. Какой это год был? Семьдесят второй? Жертва убита из охотничьего ружья?

– «Пропавший свидетель». С Золотухиным. – мужик отвернулся. – Я ничего не делал! Только пленки менял. В синем зале только комедии… или детские фильмы… словно чуяли, что нельзя… Я менял… Я не мог ей отказать! Она бы меня достала! Она всех, кого пометила, достает! – он запрокинул голову и завыл. – Она не любит… когда не по сценарию!

– Я боюсь! – вдруг тихо и жалобно выдохнула Мышь и посмотрела на Оксану. Та отвернулась: она и так сделала достаточно. А дамами в синем с их странными заявочками пусть специальные люди занимаются. Хоть та же Елизавета Григорьевна, или вон Стелла. Оксана наклонилась отряхнуть подол…

– Шо вы все на меня дывытесь, нибы я у вас сто рублив копийкамы заняла та не виддаю? Хиба я знаю, хто ця синяя погань така? Може, неупокоенная: шукать треба, звидки она взялась, може, бида якась тут с нею случилась, ось она и мстит?

– Какая беда: лишний билетик в кино не продали, так она по гроб жизни обиделась? – рыкнул майор. – Нету в архивах ничего! А эта тварь убивает людей!

– А я що можу? Як я з нею справлюся, якщо ничего про нее не знаю? Чи она ведьма, чи привид, чи шо…

– Как с банником. – вдруг перебила Оксана. Она так и стояла, согнувшись – и глядела на свои коленки… зияющие сквозь здоровенные дырки… в так дорого обошедшихся ей капроновых колготках!

– Чего? – опешила Стелла.

– Вы ж сами говорили – вокруг людей постоянно что-нибудь заводится: то в доме, то в овине. Почему в кино не может? – она ткнула пальцем в кинотеатр. – И чем она лучше банника? – аж вздрагивая от злости процедила Оксана и, ухватив Мышь под локоть, поволокла за собой.

– Куда… зачем… – рванулась Мышь, но Оксана держала цепко.

– Стой, оглашенная! – Стелла вцепилась в Оксану с другой стороны. – Сдурела? Кинотеатр развалить – це тоби не баньку разобрать!

Волна лютой, убийственной ярости гнала Оксану вперед. Один единственный день она эти колготки поносила, всего один день!

– Я ничего разваливать не буду! – у Оксаны голова кружилась от злости.

Оксану догнал майор – Остроумова болталась у него на плече, за собой он волок отчаянно вырывающегося билетера. Тяжелая дверь кинотеатра отлетела в сторону и бухнула в стену, выбивая ямку в розовой штукатурке.

– Вы разобрались? Что теперь будет? – навстречу им кинулся полный дядечка в мокром от пота костюме.

– Сдается мне, ужас, что будет, товарищ директор! – нагруженный билетером и Остроумовой майор ухмыльнулся совершенно по волчьи. – В синем зале люди есть?

– Всего несколько человек, и из красного многие ушли, но мы не стали сеанс отменять.

– Замечательно! – останавливаясь у синей портьеры, процедила Оксана. – Спорим, кой-кому не понравится, что мы испортили ее чудесный сценарий? Спорим, она захочет это исправить? – и прежде чем Мышь успела пикнуть, Оксана втолкнула ее в полную движений и звуков темноту – и прыгнула следом.

На них смотрели все. В мутном, призрачном свете экрана видны были людские лица – белые бесформенные блины, лишенные черт, темные ямины глаз. А на экране скакали лошади, метались человеческие фигуры – яркие, насыщенные, более реальные, чем живые люди в зале. Оксана вцепилась Мыши в плечо и поволокла по пустому центральному ряду, почти впечатав в свободное кресло, и плюхнувшись рядом. Следом влетел майор – швырнул в кресло извивающуюся Остроумову, приткнул рядом билетера…

– Нет-нет-нет! – шептал тот. – Пожалуйста, нет! Она меня убьет!

– Думаешь, я тебя выпущу? – рявкнул вовкулака, и его глаза сверкнули во мраке.

– А хлопчик-то який гарнесенький! – умилилась Стелла, глядя как Ален Делон на лихом скакуне гонится за каретой. – Ось, помьятаю, був у нас на селе теж хранцузик один – при барчуке в гувернерах…

Сзади дохнуло смрадом: отвратительным, удушливым, вызывающим тошноту. Так пахнут вывороченные наизнанку могилы на оскверненном кладбище.

– Смотрите-смотрите. – прошептал жеманно-кокетливый, неестественный, как в старом кино, голос. – Как я сказала, так и будет… Так и будет…

Медленно, словно голова двигалась на заржавленных шарнирах, Оксана заставила себя обернуться. Женщина, закутанная в синее пальто старинного кроя сидела у нее за спиной. Затянутые в синие перчатки руки сжимали крохотный синий ридикюль. С круглой синей шапочки свисала плотная синяя вуаль, так что черт лица не было видно, только два неподвижных мертвенно-синих