У каждого своя война - Эдуард Яковлевич Володарский

уже подошли, и один, старший, спросил:

- Распиваем? Придется пройти в отделение, граждане.

- Кто распивает? — выпучил глаза Валя Черт. — Ты видел?

- Через дверь видели, как вы распивали.

- И дрались, — добавил второй.

- Кто дрался? Да он равновесие не сохранил и упал нечаянно, — ухмыльнулся Ишимбай.

- А распивал кто? — спросил старший бригадмилец.

- Ну раз видел, тогда ищите! Бригадмил — наш друг! — Гаврош встал и поднял руки, предлагая обыскать себя. — Найдете — ваша взяла! Не найдете — гуляйте до другой столовой!

Дружинники посмотрели под столом, под соседними столами, затем старший, явно заинтригованный тем, куда же все-таки подевались бутылки, обыскал Валю Черта, Ишимбая, Карамора и последним — Гавроша.

Тот посмеивался, победоносно глядя на растерянных дружинников.

- Водярой от вас несет, а говорите, не пили, — сказал старший.

- Аты найди, найди, майор Пронин!

- Ладно, покажите. Привлекать не будем, — сдался старший.

И тогда Гаврош приподнял расклешенную штанину, и на ступне у него стояла полная бутылка водки.

С хохотом проделали то же самое Ишимбай и Валя Черт.

Сконфуженные дружинники развели руками, старший сказал:

- Спасибо. В другой раз будем знать.

- Шиш тому, кто ловит шпану, — ухмыльнулся довольный Ишимбай.

- Тому, кто ловит, — шиш, — сухо кивнул старший. — А вы сейчас пройдете с нами. Вставайте.

- Ну-у, суки-и, — выдохнул Гаврош. — Вы же обещали? Мы ж договорились?

- Со шпаной никаких договоров быть не может, — отчеканил старший. — Сами пойдете или силу применить?

И драка вспыхнула мгновенно. Гаврош, Валька Черт, Ишимбай и Карамор дрались с остервенением пьяных людей, которым море по колено, которые не думают о том, что будет потом. Старший дружинник заработал бутылкой по голове и упал прямо на стол, опрокинув его вместе с тарелками. Визжали посетители, кто-то истошно кричал:

- Милицию вызывайте! Милицию!

- Бандиты! Прохода от них нету!

Из окошка раздачи Милка и ее подруги смотрели, как дерутся парни. Карамор получил нокаут и лежал на полу, раскинув руки. Ишимбай первым прорвался к выходу, крикнул, обернувшись:

- Атанда! Мусора!

В столовку действительно вламывался наряд милиции. Посетители сбились в кучу в углу столовой у кадки с огромным фикусом. Ишимбая схватили первым. И тут в зал влетела Милка, схватила Гавроша за руку и потащила за собой. Они выбежали на кухню, пронеслись мимо огромной плиты, уставленной большущими кастрюлями, пробежали через подсобку. Милка распахнула дверь черного хода, крикнула:

- Беги!

Гаврош шмыгнул мимо нее и пропал в сумерках.

Милка еще долго стояла на пороге, тяжело дыша и глядя в темноту. Она сама не могла бы объяснить себе, почему так поступила, — пожалела, испугалась, а может, из-за того прошлого, что связывало их?

Ишимбая, Вальку Черта и Карамора повязали, вывели из столовой и погрузили в «раковую шейку», увезли в районное отделение милиции.

... — Потерял, что ли, книжку-то? — весело спрашивал Вениамин Павлович, помешивая ложкой в стакане чая. Они опять сидели в кабинете-каморке с книжными стеллажами, сидели за шатким столом, и заботливая жена историка подала им чай, вазочку с печеньем.

- Да нет, товарищу дал прочитать. Он попросил, а я дал, — мрачно отвечал Робка.

- А рожу кто тебе разукрасил?

- Да там... подрался... с одними... — Робка подумал, как бы лучше сказать, нашелся и добавил: — С хулиганами.

- Ах с хулиганами? — Вениамин Павлович даже обрадовался. — Ты сам-то кто есть?

- Я? Думаете, я тоже... хулиган?

- Ты? Ну что ты! — рассмеялся Вениамин Павлович. — Как я могу такое про тебя подумать? Ты, судя по всему, благородный комсомолец! Будущий математик! Победитель городской олимпиады! Человек, с которого надо сверстникам пример брать!

- Издеваетесь, да? — тихо спросил Робка и потрогал болевшую рану на виске.

- А ты сам-то что про себя думаешь, шпана замоскворецкая? — перегнувшись через стол, перестав смеяться, серьезно спросил Вениамин Павлович. — Обижаешься, когда шпаной называют?

- Кто есть, тот и есть... — Робка опустил голову.

- Ишь ты, какая покорность! — усмехнулся историк. — Какое ангельское смирение... А ведь все врешь, брат, себе врешь и другим…

- Нет, я не вру…

- Кому?

- Матери никогда не вру, — твердо ответил Робка и подумал, что это правда — может быть, не всегда правду говорил, но не врал — это точно.

- И что же ты сегодня матери скажешь? Когда она спросит, кто тебе рожу начистил и почему от тебя водкой пахнет? — поинтересовался Вениамин Павлович. — Какую такую правду наплетешь? Ты пей чай, пей. Водку не могу предложить — ее у меня нету.

- Ну зачем вы так? — Робка посмотрел на историка несчастными глазами. — Разве я просил у вас водку?

- Этого еще не хватало! Чтобы ученик у учителя выпить просил! Книжку-то прочитал? И что ты в ней понял? Ну хоть в двух словах расскажи? Жутко интересно. Что ты в ней понял?

- Я понял, как нужно в люди выбиваться…

- Старая наша песня. И как же нужно? Хоть мне расскажи, я тоже попробую последовать твоему примеру. — Вениамин Павлович смотрел опять весело и вроде бы доброжелательно.

- Вот на что нужно надеяться... — Робка положил на стол кулаки и уже прямо в глаза посмотрел историку. — Только на них. Нужно уметь драться и никому не верить. Ни-ко-му.

- Хорошая мысль! — Вениамин Павлович побарабанил пальцами по столу. — Хорошая и, главное, оригинальная. Значит, никому? И тогда выбьешься в люди?

- Да, только тогда. Как Мартин Иден.

- Н-да-а, брат, мне жаль тебя, Роберт, — Вениамин Павлович опять забарабанил пальцами по столу, поднялся, заходил по тесной каморке, — жаль, что ты ни черта в этой книге не понял.

- То, что мне нужно, я понял, — так же твердо ответил Робка.

- Вот именно, то, что тебе нужно! — уже горячо воскликнул Вениамин Павлович. — Никому не верить — это значит остаться одному! Совсем одному! Не страшно будет?

- Нет.

- А книжка ведь о другом, Роберт. О том, как нужно бороться за жизнь! Как нужно уметь защищать свою веру в жизнь! В справедливость! В дружбу!

- Справедливости нет, Вениамин Павлович.

И дружбы тоже нет. Когда-нибудь один друг предает другого.

- Где ты всего этого нахватался, сукин ты сын! — изумленно