Сибирский ковчег Менделеевых - Вячеслав Юрьевич Софронов

Вернувшись почти через год после поездки с отцом в Москву, Катя узнала от матери, что жена Якова Семеновича Капустина, скончалась более года назад. И на руках у вдовца осталось двое детей: мальчик, около десяти лет и старшая дочь, уже почти взрослая. Самому Якову Семеновичу незадолго до этого было предложено повышение в должности в главном управлении Сибири, находящемуся в Омске. Он дал согласие занять эту должность, но почему-то до сих пор медлил, ссылаясь на траур.

– Скажу тебе больше, – заявила Мария Дмитриевна, – он несколько раз интересовался твоим возвращением.

– С чего это вдруг? – удивилась Катя и сердце ее учащенно забилось. – Я не давала на этот счет никакого повода. Что за интерес?

– Не знаю, не знаю, – отвечала Мария Дмитриевна, но в ее словах Катя почувствовала какую-то недосказанность, – он наверняка сегодня к нам заглянет.

Так оно и произошло: Капустин приехал к ним, как всегда, вместе с Жилиными. Едва поздоровавшись с хозяевами, он подошел к Кате и негромко спросил:

– Екатерина Ивановна, вы не желали ли бы совершить небольшую прогулку? Мне настоятельно требуется побеседовать с вами и не хочется, чтоб кто-то нам помешал. Вы не станете возражать? Очень прошу.

Катя беспомощно посмотрела на мать, которая, судя по всему, догадалась, о чем идет речь и незаметно кивнула дочери в знак согласия.

– Хорошо, как скажете. Только накину что-нибудь на плечи, – ответила Катя Капустину.

Они молча дошли до склона, ведущего к речке. Яков Семенович подал ей руку, и они спустились вниз. Некоторое время молчали, смотря на воду, потом Капустин спросил:

– Видимо вы уже знаете, что не так давно я лишился жены, с которой мы прожили почти два десятка лет.

Катя набрала в грудь воздух, хотела что-то сказать, но не нашла нужных слов и промолчала.

– Теперь у меня на руках двое детей, и скажу честно: не представляю, как мне жить дальше.

Катя продолжала молчать, не отрывая глаз от быстротечной воды, ожидая что ее спутник скажет дальше. Хотя она сразу поняла, о чем пойдет речь, отчего ей стало страшно, и она вдруг почувствовала себя маленькой, одинокой девочкой, не знающей у кого искать защиты от неумолимо надвигающейся на нее опасности. Она много лет ждала этого момента или чего-то похожего, когда она уже перестанет принадлежать себе самой, а сделается частью кого-то ранее не знакомого, чужого, но очень важного для нее человека. И вот, когда этот момент наступил, ей стало безумно страшно.

– Вы слушаете меня? – прозвучал голос Яков Семеновича, доносившийся до нее словно через какую-то пелену, как случается, когда выныриваешь на поверхность после долгого пребывания под водой и еще не понимаешь, где ты и что с тобой происходит.

– Да, да, слушаю, – торопливо поддакнула она, чтоб не показаться невежливой.

– Вот я и спрашиваю вас, не могли бы вы стать моей женой?

– Чьей женой? – не поняла она. И тут же подумала, что ответила невпопад, и нужно скорее сказать что-то другое.

– Естественно, моей женой, – с удивлением ответил Капустин. – Или у вас на этот счет иные планы?

– Планы на что? – Она опять задала нелепый вопрос, понимая, что еще чуть-чуть и она наверняка сбежит от этого человека так и не сумев произнести что-то вразумительное.

– Вы, верно, шутите? – удивился Капустин. – Если вы не здоровы, то можно перенести наш разговор на другой день. Что скажете?

– Ничего не скажу, – затрясла головой Екатерина. – Не думайте, я здорова. Просто со мной так еще никто не разговаривал, я и теряюсь. Простите меня…

Капустин взял ее за руку и продолжил:

– Я понимаю, все вышло как бы само собой. Я должен был заслать сватов, спросить разрешения ваших родителей, а потом ждать ответа. Но я не могу так поступить. Через десять дней мне следует быть в Омске по месту службы. Я не могу ждать положенный срок, тем более не имея уверенности в ваших планах. Скажите, может, у вас есть более выгодная партия? И я тут же исчезну, и вы более обо мне не услышите. Ответьте, Екатерина Ивановна, я жду вашего решения.

– Я не знаю, что сказать, – не поднимая на него глаз, ответила она, – все это так неожиданно…

– Вы умная девушка и должны меня понять, – продолжил Капустин, – я не люблю откладывать, если что-то решил. Вы много читаете, музицируете, у вас выразительные рисунки. Поверьте, я с первых минут нашего знакомства обратил на вас внимание. И ваша матушка успела мне поведать, как вы помогаете ей в домашних и фабричных делах. Обещаю, что не буду ограничивать ваши интересы, скорее наоборот, мне очень хочется, чтобы вы не только читали сами, но просвещали бы меня, поскольку служба занимает все мое свободное время, а я ни в чем не желаю от вас отставать.

– В Омске много интересных и просвещенных людей, и вы будете иметь возможность устраивать у нас дома вечера, приглашать на них тех, кого посчитаете необходимым пригласить. И я буду рад от души, и никогда слова не скажу против.

Наконец Катя подняла глаза и посмотрела в лицо своему собеседнику. Он так горячо говорил, что раскраснелся, на лбу у него выступили капельки пота, а глаза буквально сияли, словно два огонька, обдавая ее теплом и лаской.

– А как же мои родители? – решилась спросить она. – А сестры? Братья? Батюшка болен, стар, да и у матушки сил совсем не осталось, чтоб поднять на ноги всех пятерых. Да и Ванечку забыли совсем. Матушка хочет, чтоб он обратно вернулся. Ночи из-за него не спит, плачет все. Кто ей во всем помогать станет?

– Мы с вами, – резко взмахнул рукой Капустин, – слово даю: до самой своей смерти ваша семья будет моей семьёй. Буду часть жалованья высылать на учебу детей. А как мальчики гимназию закончат, помогу устроиться на службу в Омск или в ином месте. Здесь им оставаться тоже не стоит.

– Тогда им нужно как-то в город перебираться, – рассудительно сказала Катя, – а иначе как мальчики в гимназии учиться станут.

– Тоже верно, – согласился Яков Семенович. – Знаете, а ведь я под вашу семью могу предложить собственный дом, что стоит по улице Болотной. Мне, коль в Омск переберусь, он как-то ни к чему, а для вашей семьи в самый раз. Усадьба большая, флигель во дворе, конюшня, службы разные …

– Так он же больших денег стоит, – с недоверием заявила Катя, – вряд ли матушка соберет столько.

– Ничего, мы обговорим с ней это дело. Чай теперь мы не чужие люди.

И