Почему евреи не любят Сталина - Яков Рабинович

Размахивая перед кремлевским руководством этим жупелом вездесущей сионистской агентуры, Абакумов и его подручные из следственной части МГБ по особо важным делам добились разрешения на массовые аресты. В 1949–1951 гг. были взяты под стражу главные редакторы ЕАК С. Н. Хайкин и Н. Я. Левин, старший редактор А. Ю. Гонтар, заместитель ответственного секретаря ЕАК Г. М. Хейфец, ведавший отправкой статей за границу, редактор ЕАК по Белоруссии поэт М. М. Грубиян, заведующий издательством ЕАК С. О. Котляр и др. В редакции «Эйникайт» такая же участь постигла главного редактора Гершона Жица, его заместителя Семена Рабиновича, других сотрудников газеты. В издательстве «Дер Эмес» взяли директора Льва Строгина, главного редактора Моисея Беленького (последний с 1946 г. совмещал эту работу с руководством Еврейским театральным училищем) и других работников. Всем им пришлось немало претерпеть в тюрьмах и лагерях. Но одно из самых тяжких испытаний выпало на долю бывшего главного редактора ЕАК Наума Левина, арестованного 17 сентября 1949 г., когда он работал редактором книжного издательства «Физкультура и спорт». 22 ноября 1950 г. на закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР, которое проходило под председательством А. А. Чепцова, ему был вынесен смертный приговор[172].

Допрашивая десятки арестованных, МГБ выходило не только на тех, кто имел с ЕАК более или менее устойчивые и продолжительные связи, но и на людей, контактировавших с ним лишь время от времени. Так, под стражу был взят писатель и журналист Натан Забара, который с 1945-го по январь 1947 г. работал в Берлине корреспондентом газеты оккупационной советской администрации «Tägliche Rundschau». 11 сентября 1950 г. в ходе допроса он показал, что в Берлине довольно часто встречался с руководителем местного отделения сионистской организации «Мизрахи» Эрихом Нельгансом, через него познакомился с американскими военнослужащими Айзенбергом и Рокком, представлявшими интересы «Джойнта», а также с раввином американского гарнизона в Берлине капитаном Шубовым. Они якобы вели активную пропаганду среди находившихся там советских граждан еврейского происхождения (гражданских и военнослужащих), предлагая им выезд в Палестину. Новые знакомые снабдили Н. И. Забару сионистской литературой (тексты выступлений Хаима Вейцмана и пр.), которую он в начале 1947 г. нелегально ввез в СССР и передал в ЕАК Феферу и Михоэлсу — его хорошим знакомым.

Тем временем, подобно кругам на воде, гонения на еврейскую культуру все шире расходились из Москвы по другим городам и регионам страны. В Ленинграде, Прибалтике, Закавказье, Белоруссии, Молдавии, Средней Азии, Казахстане, на Украине, Дальнем Востоке упразднялись еврейские национально-культурные учреждения, шли повальные аресты всех, кто был с ними связан. В Киеве арестовали ответственного секретаря альманаха «Дер Штерн» 3. М. Аксельрода, директора кабинета еврейской культуры при Академии наук Украины Е. Г. Спивака, писателя М. Талалаевского и др.

Блокированная от притока молодежи, в положение вымирающей была поставлена и иудейская религия, которая, впрочем, находясь под тотальным контролем госбезопасности, не представляла серьезной угрозы для режима. Поэтому руководство еврейских общин в большинстве своем тогда не пострадало. Репрессивный режим сохранял его ради декорума. Правда, 18 августа 1951 г. министр госбезопасности СССР Игнатьев направил Маленкову записку, в которой предлагал арестовать председателя правления московской синагоги С. М. Шлифера, обвиняя его в связях с сотрудниками израильской миссии в Москве и руководством Еврейского антифашистского комитета. Однако ЦК не санкционировал арест. На Старой площади, по-видимому, рассчитывали с выгодой использовать впоследствии Шлифера в пропагандистских акциях. Не случайно поэтому в январе 1953 г. тот выступил с заявлением, фактически поддерживавшим обвинения, выдвинутые против «врачей-вредителей».

Были закрыты краеведческий музей в Еврейской автономной области в Биробиджане, Еврейский музей в Вильнюсе, Историко-этнографический музей грузинского еврейства в Тбилиси. Директор последнего Арон Крихели также был арестован. В середине февраля 1949 г. прекратились передачи московского международного радио на идиш.

Последние месяцы доживали и еврейские театры. Следует отметить, что процесс их удушения протекал на фоне изощренных аппаратных игр. Все началось с того, что Совет Министров СССР постановлениями от 4 марта 1948 г. и 6 февраля 1949 г. «О сокращении государственных дотаций театрам и мерах по улучшению их финансовой деятельности» сначала существенно урезал, а потом и совсем прекратил государственную материальную помощь многим театрам, в том числе и еврейским. Лишившись бюджетных субсидий, все театры на первый взгляд оказались в одинаково бедственном положении. Однако это было не так. Несмотря на вроде бы категоричный запрет, дополнительные денежные средства другим театрам, в том числе и национальным (за исключением еврейских), продолжали выделиться. Так, 6 июля 1949 г. Бюро по культуре при Совете Министров СССР приняло решение об увеличении дотаций якутским театрам на 1800 тыс. руб., Тувинскому — на 500 тыс. руб., Горно-Алтайскому театру — на 450 тыс. руб.

Ссылки на убыточность еврейских театров служили, по сути дела, камуфляжем четко обозначившейся с конца 1948 г. политической линии сталинского руководства на ликвидацию этих, в его понимании, рассадников сионизма. Хотя, с другой стороны, нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что новые поколения евреев уже в большинстве своем не владели родным языком и значительно дистанцировались от национальной культуры, отчего посещаемость национальных театров с каждым годом сокращалась и происходило их медленное, но отнюдь не естественное угасание. Дело доходило до того, что даже в среде ассимилированной еврейской интеллигенции отдельные энтузиасты активно пытались распространять платные абонементы на спектакли Московского еврейского театра. Голда Меир, которую 16 сентября 1948 г. торжественно и при стечении большого числа людей принимали в здании Московского еврейского театра, украшенном голубым полотнищем со щитом Давида, купила несколько таких абонементов и просила передать их нуждавшимся евреям.

Но, как бы ни были весомы экономические резоны, в тоталитарном государстве политика и идеология всегда их перевешивали. И случай с ликвидацией еврейских театров не стал исключением. Конкретное тому свидетельство — письмо секретаря ЦК КП(б) Белоруссии Гусарова Маленкову от 8 февраля 1949 г., в котором тот просил санкцию на закрытие Белорусского государственного еврейского драматического театра в Минске (БелГОСЕТ), делая упор именно на политические мотивы:

«Еврейский драматический театр БССР до последнего времени вел идеологически неверную репертуарную политику, в своих постановках идеализировал патриархальный быт мелкобуржуазных слоев дореволюционного еврейского населения и восхвалял жизнь в капиталистических странах. Ведущим драматургом театра длительное время был разоблаченный ныне еврейский националист И. Фефер. В ряде своих постановок (например, в пьесе Галкина “Музыкант”) театр изображал Америку “обетованной страной”, в которой только и могут расцветать и находить применение еврейские таланты. Театр поставил по Шолом-Алейхему “Блуждающие звезды” (в постановке Й. Добрушина), в которой извратил содержание произведения Шолом-Алейхема, пропагандировал проамериканские настроения, ставил своей целью внедрить в сознание еврейского населения мысль, что еврейский театр — не обычное культурное учреждение, а центр особого “еврейского дела”.