Пугачёвщина. Что это было? К 250‑летию пугачевского бунта - Андрей Валентинович Болдырев

действовал по наущению, почти по импровизации или из грабительских соображений – вопросов было невозможное количество на каждом шаге. Объяснить поведение Пугачёва можно было только нервными реакциями, жаждой золота – иначе объяснить ничего было невозможно.

Фото 28. Титульный лист первого издания

«Истории пугачёвского бунта». 1834 год

Но именно эти вопросы привели к живому подробному изучению деталей, которые привели к сложной коллизии.

Несомненный авторитет Пушкин. Не вызывает сомнения его честность. Его записки по пугачёвщине были уважаемыми материалами. Были. На сегодня, после наших исследований, принять конечный концепт Пушкина, увы, мы просто не можем.

С каждым шагом становится ясно, что из четырёх определений аутентично только одно:

1. Это – не бунт, а высокоорганизованная спецоперация по параметрам широкоформатного военного рейда.

2. Бунт – не русский, как минимум не только русский – по организации и главным движущим силам.

3. Не бессмысленный, – а прошедший строго по плану, с высочайшей организацией.

Рис. 29. Пушкин за рабочим столом.

Художник Н. П. Ульянов. 1936 год

4. Но беспощадный.

Это верно.

Это показывают наши исследования.

Тогда что делать с этой устоявшейся формулой, которой уже 150 лет?

Сначала нам придется объяснить свою версию главного вопроса по Пушкину: почему он не поехал (его не пустил Николай Первый?) дальше Оренбурга, – где ничего нельзя понять по сути вопроса. Пушкин либо не увидел, либо правильно понял заказ и сделал вывод, который от него ожидали: о том, что пугачёвщина – русская проблема и рассказать людям, что это был за бунт – это нам невыгодно, это кровь, это плохо.

В любом случае, считать, что его поездка носила научный характер, невозможно. Он не мог узнать главное – что открывается как раз по пути к внутреннему Уралу. А значит поездка имела политический характер.

Хотелось бы также высказаться по поводу путешествия Пушкина в Оренбург якобы по собственной инициативе, о чём нередко упоминают исследователи. Он-де озадачился историей Пугачёва и предпринял этакий моцион на другой конец страны. (Интерес к биографии А. В. Суворова, как командировочное задание выглядит несерьезно. Да, Суворов участвовал в подавлении пугачёвщины. Однако, при всём уважении к Александру Васильевичу, говорить о значительном участии, тем более, о значительных победах не приходится. Екатерина II высказывалась об этом достаточно жестко.) Кроме того, нужно помнить, что даже по нынешним трассам от Санкт-Петербурга до Оренбурга две с лишним тысячи верст. В условиях исключительно конной тяги и грунтовых дорог передвижение выходило очень дорогим. Поэтому на дальние расстояния ездили только купцы по своим коммерческим делам и служилые люди по служебным надобностям. Путешествовать ради удовольствия могли себе позволить только очень богатые люди, к каким Пушкин не относился. Обратите внимание на мемуары современников Пушкина – практически все ездили по миру либо к месту службы, либо по какой-то иной надобности. Туризма не существовало в принципе. Дороги были опасными. Даже если не брать в учет разбой (чего хватало), оставались хищники. Ещё довелось пообщаться с уроженцами тех мест, которые однозначно свидетельствовали: в начале XX века в оренбургских степях волки представляли серьезную угрозу. Что уж говорить о начале века девятнадцатого? Напомним также, что с сентября 1826-го, после встречи в Москве (сразу после коронации) с Николаем Первым Пушкин был освобожден от обычной цензуры. Его творчество контролировал лично Николай I[52]. Император сам изучал и хвалил «Историю Пугачёвского Бунта» и выдал деньги на издание, о чём, кстати, свидетельствует Арсений Замостьянов.

Всё сходится к тому, что поездка в Оренбург была не творческим моционом, а командировкой. А где командировка, там командировочное задание, и запланированный результат. И Пушкин выдал тот результат, который от него требовал руководитель. В нашем случае – это мог быть только Николай Первый.

Что хотел Николай Первый? Думается, ему нужно было закрыть вопрос, снять массу баек, легенд, которые жили в массах. И ему нужно было сформулировать концепцию по отношению к Пугачёву. И Пушкин один в один её сформулировал, и, судя по всему, настолько угодил, что концепция жила 150 лет, была частично принята в СССР.

Что делать с двумя вещами: (1) концепцией Пушкина, которая на слуху; (2) заказом Николая Первого, который очень осмысленно подошёл к вопросу, – император решал две стратегические проблемы: (а) проблему выдвижения претензий к своим европейским партнёрам и родственникам по поводу организации пугачёвщины; (Ъ) проблему внутреннего, для народа, определения, что это было.

Причин для того и другого было много. По первой мы дадим факты. А по второй было ясно, что Пугачёва начинают прибирать на свою сторону самые разные путчисты, революционеры, которые начали делать из него вождя, романтического героя, спасителя народа. А в резонансе с развитием мифа о Разине, таком же «народном вожаке», волна была настолько мощной, что с ней надо было что-то делать.

Из этого ясно, что концепция Пушкина «работала» 150 лет, но на сегодня она выглядит просто несерьезно, как и всё, что мы знаем о Пугачёве и пугачёвщине. И – увы, при всём уважении к великому поэту – её ещё придется дополнять и менять. Он не озвучил двух главных вещей.

Нам из научных соображений и новых политических контекстов придется озвучить. Будем надеяться, что на репутации Пушкина это не скажется. Он тем более не заявлял себя как историк.

§ 8.2. Троцкисты используют Пушкина

Любой, кто более-менее разбирается в истории и идеологии, прочитав заголовок, задаст вопрос: вы ничего не попутали? Где Пушкин, а где троцкисты? По времени они разнесены на столетие. Где литература, а где «перманентная революция»? Тот, кто знаком с творчеством поэта и прозаика, а также разбирается в природе троцкизма, спокойно скажет: если Пушкин в юности и ранней молодости где-то и грешил либерализмом, то в зрелости – это основательный державник. А троцкизм и державность – явления взаимно отрицающие.

И тем не менее троцкисты используют Пушкина. И наша задача, с одной стороны, отделить троцкистов от Пушкина. С другой – защитить Пушкина от троцкистов. Давайте разъясняться.

Начнем с положения, истинность которого подтверждается уже два столетия: Пушкин – Мировая величина. И Мировой авторитет.

И вот тут начинаются соблазны. Либо подкрепить свои теории, воспользовавшись мировым авторитетом и мировой величиной. Либо с авторитетом поспорить, и тогда появляется возможность, если не превзойти, то, хотя бы встать на один уровень с мировым авторитетом. И вот тут троцкисты используют Пушкина, пытаясь встать рядом с его авторитетом. В ход идет часть фразы из «Пропущенной главы» «Капитанской дочки»: «Не приведи бог видеть русский