Последний пассажир - Уилл Дин

сквозь шторм по палубе и кричу: «Где ты?», но ветер уносит слова, как только они срываются с моих губ.

С правого борта налетают шквалистые порывы.

Луч фонарика Смита выхватывает перевернутые шезлонги и двери, выбитые барными стульями.

– Франсин? – зовет он. – Фрэнни?

С ней все будет в порядке. Джемма же справилась. Фрэнни просто захотела побыть одна, спрятавшись в коридоре или кают-компании.

Мишель показывает пальцем.

Я несусь по палубе к левому борту, поскальзываясь на мокром снегу, спотыкаясь.

– Фрэнни! Спускайся, пожалуйста. Все почти закончилось. Фрэнни, пожалуйста, милая!

Но она остается сидеть на перилах, свесив одну ногу за борт корабля.

Шторм на мгновение стихает.

Несколько секунд тишины.

Фрэнни смотрит на нас в ответ. Ее рыжие волосы завитками прилипли к коже. Лицо ничего не выражает.

– Ты правильно сделала, что назначила меня, – говорю я, подходя ближе. – Ты была права с самого начала, Фрэнни. У меня получилось, не так ли? Я в порядке. Возвращайся, ну же. Давай вместе согреемся и все обсудим.

Она медленно поворачивает голову.

Отводит от меня взгляд.

Фрэнни не падает и не соскальзывает. Она смещается в сторону.

У меня срывается голос. Мы бросаемся к перилам. Не могу разглядеть ее там, внизу. А потом она всплывает на поверхность, отплевывается, очень маленькая, и почти мгновенно исчезает под волной.

Корабль продолжает движение, оставляя ее позади.

– Спасательные жилеты и средства поддержания плавучести, – командует Мишель. – Давайте выбросим как можно больше спасательных жилетов.

Смит корчится на палубе, по-видимому, в шоке. Его грудь сотрясается, и он что-то бормочет.

– Он молится, – говорит Мишель. – Нужно бросить для нее спасательные жилеты. Она найдет их, потому что молодая и сильная. Но ты должна помочь.

Я встряхиваюсь, собираю спасательные жилеты и выбрасываю их в океан. Десятки штук.

– Спасатели найдут жилеты, – поясняет Мишель. – И тогда они найдут ее.

Глава 108

Есть такая печаль, когда забываешь, как говорить или двигаться.

Забываешь, как существовать.

В поисках Фрэнни мы светим фонариками, но их лучи слабые. Пытаемся выкрикивать ободряющие слова, но наши голоса тонут в бушующем ветре. Стараемся заметить ее в океане, но слишком темно, а корабль уже ушел далеко.

И снова я бессильна.

Кричу так яростно, что у меня пропадает голос.

Мы – заложники на дьявольском корабле. А теперь потеряна еще одна душа. Невинная. Кто-то может сказать, что Фрэнни покончила с собой, но я считаю, что жизнь у нее украли. Этот корабль, люди, установившие камеры, безликие руководители, которые наживаются на нас, – они убили Франсин, и я клянусь своей жизнью, что когда-нибудь заставлю их заплатить.

Мы трое выглядим как выжившие после стихийного бедствия, в котором хотели бы погибнуть.

Случившееся не обсуждаем, потому что о чем тут говорить?

На горизонте вспыхивает молния. Она раздваивается перед тем, как коснуться воды.

Тишина. Отсутствие каких-либо звуков. Затем грохот грома.

Переходим на нос корабля, но в такую погоду не можем развести огонь, поэтому Мишель, Смит и я удаляемся в двухуровневую каюту и там, в тишине, без разговоров и планирования, сооружаем что-то вроде крепости из одеял и пуховых перин. Без внешнего источника тепла, с металлическими конструкциями корабля, холодными как лед на ощупь, с остаточным теплом, которое давным-давно ушло в этот непримиримый океан, мы полагаемся на то тепло, которое у нас еще осталось. Слои одеял сохранят часть нашего зловонного жара. И если мы задохнемся во сне, что ж, возможно, это будет мирным избавлением. Прижимаемся друг к другу, как тогда, в машинном отделении, только уже без Франсин.

Смит кашляет. Звук такой, словно у него пневмония. Сколько еще существует способов покончить с нами на этом корабле?

Мы забрали четыре бутылки воды из каюты экипажа, воспользовавшись карточкой-ключом, которую я подобрала на верхней ступеньке трапа. Четыре бутылки воды и шестнадцать упаковок лапши быстрого приготовления. Рацион для четырех человек, а не трех.

Что творилось у нее в голове, когда она подходила к ограждению? Когда перелезала через него? Какую боль она испытывала? Ее терзала совесть из-за назначения меня на задание или она просто устала от непрекращающихся испытаний последних дней? Папа не выглядел особенно грустным за день до своей последней прогулки. Он казался умиротворенным, если уж на то пошло. Мы с мамой часами обсуждали, что должны были заметить признаки и успеть переубедить его.

Честно говоря, я не думаю, что были какие-то признаки.

Мишель спит, обхватив себя руками, а я не могу перестать видеть свою юную подругу каждый раз, когда закрываю глаза. Зернистый снимок Франсин, потерявшейся в море. Ее уносит все дальше и дальше. Вокруг тьма. Крошечная букашка в необъятном водоеме. Подобрали ли ее или она еще где-то там, ждет? Замерзла ли до такой степени, что сердце замедлилось, а затем остановилось, и она болтается на волнах в спасательном жилете или тонет с открытыми глазами, глядя на корпус корабля?

Смит лежит тихо и, по-моему, уснул.

Это засняли? Они не стали бы показывать ее прыжок. Они не могли выпустить в эфир что-то подобное.

Конечно, могли. Они хотели, чтобы это произошло. Возможно, даже задумали все для того, чтобы один из нас шагнул в забвение.

Каждый молча съел по пачке лапши, смешанной с холодной водой из бутылок, сырой, не разваренной, прежде чем завернуться в эти вонючие одеяла. Я до сих пор чувствую на языке привкус мучнистого бульона и лука.

Мишель просыпается, впадает в панику, зовет отца, дергает ногами, и я успокаиваю ее, чтобы она снова заснула.

И продолжаю сидеть в двухуровневом люксе «бриллиантового» класса на самом лучшем в мире океанском лайнере среднего размера, сжимая в руке записку, которую Фрэнни оставила в пластиковой бутылке из-под минеральной воды.

Прежде чем забраться под одеяло, я перечитываю записку в последний раз.

«Мама и папа, я люблю вас. Простите, что ничего не сказала. Я больше так не могу».

Глава 109

На следующее утро ветер стихает, но воздух по-прежнему холодный, а гребни волн – серебристо-белые.

У меня щемит сердце.

Расставленные в беспорядке кастрюли и миски полны дождевой воды, а еды у нас теперь больше, чем было за последние несколько дней, благодаря награде за испытание. И все же наш коллектив настроен на поражение. Мы успешно прошли все четыре испытания, но проиграли. Никто из нас не умер от голода или холода, но мы всё потеряли и все мы потеряны.

Дэниела и Фрэнни больше нет.

Они принесены в жертву этому кораблю.

Я заканчиваю сооружать импровизированный мемориал в память