Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий

Не желая никого обидеть, Райли принял соломоново решение. Вот почему теперь он посреди бухты.

Он спешит на Вторую Речку. Хотя и знает — не поспеть. Придется встретить Новый, 1920 год на борту судна. Вот и капитан из ходовой рубки показывает — уже время.

Нос буксира раздвигает ледяное крошево.

Проблеск маяка отсчитывает последние мгновения уходящего года.

Райли открывает шампанское. Его прислал из Токио Рудольф Тойслер. Они все время обмениваются не только письмами, но и подарками.

Еще утром Райли был уверен, что откроет бутылку за праздничным столом, в кругу друзей и рядом с елкой. Но кто может знать, где тебя застанет этот единственный миг?

Пробка вылетает из горлышка и падает за борт.

Райли разливает шампанское по жестяным кружкам.

— За что будем пить? — спрашивает он капитана.

— За наших женщин, — не задумываясь, отвечает тот. — Они начало всего…

Откуда-то из чрева судна появляется механик. Ему хочется встретить Новый год не рядом с горячей и грохочущей машиной, а под звездами.

Три жестяные кружки, встретившись, рождают глухой звук, который сливается с шуршанием льда.

В мешке Чарльза Коллиса нашлись подарки для каждого. Но самым большим подарком для девчонок и мальчишек были танцы. Танцы — лучший на свете способ познакомиться.

Так случилось и в эту новогоднюю ночь. Несколько юных сердец нашли дорогу друг к другу.

А две недели спустя произошло неожиданное. Красный Крест распорядился отправить всех девочек Второй Речки на остров. Новость эта никого не обрадовала. Но времени для сборов было так мало, что они не успели ни возмутиться, ни попросить американцев не делать так — не резать по живому.

Уже потом Барл Бремхолл объявил причину столь внезапной эвакуации. Невдалеке от Второй Речки японцы наткнулись на партизанский дозор. В коротком бою погибло несколько человек с каждой стороны.

Приход нового, 1920 года совпал с обострением военной обстановки и в городе, и на всем Дальнем Востоке. Казарма стоит в двухстах метрах от Транссибирской магистрали. Днем и ночью в обоих направлениях идут воинские эшелоны. Опасно находиться детям в таком месте. Особенно девочкам.

Колонисты приняли разъяснения Бремхолла. Но не сердцем, а только разумом. Две половинки казармы успели стать одним целым. И вот мальчиков и девочек разлучают. И неизвестно на сколько.

Бухту сковало крепким льдом. Теперь, чтобы добраться до острова Русский, нужна помощь ледокола.

Даже много лет спустя колонисты рассказывали мне о том давнем расставании с такой горечью! Вот каким сильным бывает юношеское чувство, если и в старости отзывается болью и не дает душе успокоения.

Об этом вспоминает Ирина Венерт:

— Почему наш коллектив, живший так дружно, рассекли пополам и сделали это так болезненно? Да, американцы беспокоились о нас. Владивосток бурлил, как котел. Возможны уличные бои. А мы ездим в город ежедневно на занятия — туда и обратно. Мало ли что может случиться… К тому же по ночам стреляют. И все же! И все же!..

Как бы ни было, в середине зимы нас, девочек, погрузили на ледокол и перевезли на остров. «Коренное население» острова, проживавшее здесь уже полгода, стало сразу называть нас «второреченские мисс». Ну какие же мы «мисс»? Такие же петроградские девчонки, с такой же тоской по родному городу, а сейчас и по Второй Речке, где остались наши мальчики.

Казарма, которую нам предоставили, была куда просторнее прежней. В одной половине мы поставили кровати.

Поставили вдоль стен, чтобы освободить середину. А в середине разместили столы и черные классные доски. Получилось очень уютно. В другой половине оборудовали комнату отдыха, которую назвали клубом.

Мы решили обновить мягкую мебель, для чего использовали красивую фланель кофейного цвета. Диваны и кресла обили сами, не призвав никого на помощь. Золотые руки были у наших девочек, особенно у «приюток» — так мы называли группу сирот. Их воспитательницей была Мария Леонова — самая молодая и самая красивая воспитательница колонии. Нам казалось, что она очень нравится Райли Аллену. Нужно было их видеть рядом! Замечательная пара! Правда, мистеру Аллену было уже за тридцать, а Марии — чуть больше двадцати. Но это не бросалось в глаза. Нам очень хотелось знать, о чем они говорят между собой. Но Мария, свободно владевшая французским и английским, говорила так бегло, что нам не удавалось уловить смысл разговора. Хотя, как нам казалось, мы обо всем догадывались по выражению их лиц.

Мистер Аллен дарил Марии Леоновой цветы. А однажды принес подарок и всем нам. Это был патефон с набором пластинок. Как же мы были рады! Теперь в нашем клубе звучала музыка. Но все равно это не стало заменой нашему оркестру и нашим мальчикам.

Играл патефон… Мы кружились в вальсе… А веселья особенного не было. Наши мальчики далеко от нас. Нас разделяет ледяная бухта. Мы грустили и тосковали. Ведь с тех пор, как мы покинули Петроград, миновало почти два года. Мы перестали быть детьми. Пришла первая любовь. А разлука сделала это чувство еще более острым.

После отъезда девочек Чарльз Коллис закрыл освободившуюся часть казармы на замок, думая со временем приспособить ее под склад. Но пустота за стеной, он это вскоре заметил, действовала угнетающе на оставшихся колонистов. В их душах тоже образовалась пустота.

Коллис понял, что надо делать, Он снял замок и, подняв его над головой, сказал:

— Занимайте соседнее помещение. Теперь оно ваше. Мальчики вошли в комнату, куда им прежде вход был заказан.

Странное дело, в комнате никого не было, но стены, так им казалось, хранили присутствие прежних обитателей. Спинки стульев и спинки кроватей отзывались на прикосновение. Мальчики явно слышали звонкие голоса и смех своих подружек.

— Здесь ничего не надо менять, — сказал Юрий Заводчиков. — Пусть все останется на своих местах.

И все с ним согласились.

— Я знаю, что надо делать, — сказал Ваня Семенов и принес свой контрабас. — Будем репетировать. Начнем готовить новый концерт.

— Отличная идея, — обрадовался Коллис. — Несите сюда и остальное. Вот удивим всех, когда нагрянем на остров с концертом.

Слова воспитателя заразили юных музыкантов таким энтузиазмом, что они немедля расчехлили инструменты, расселись по кроватям и приступили к первой репетиции. И только Запольский стоял в стороне и с завистью смотрел на своих товарищей. Музыкальный инструмент, на котором он играл, здесь отсутствовал.

— Фортепиано имеет много преимуществ, — сказал ему когда-то дедушка, — кроме одного. Его нельзя взять под мышку.