Стою за правду и за армию! - Михаил Скобелев

– Что вам надо? – обратился к нему по-французски Скобелев.

Джентльмен-повар, опустив полено у ног Скобелева и сильно жестикулируя, стал быстро говорить.

– Помилуйте, генерал, это невозможно: мне нет покоя на кухне от турецких пуль! Я заставил плиту несколькими дверьми, и все-таки одна проклятая пуля («une maudite balle») испортила мне лучшую кастрюлю… Наконец, вот только что в это бревно (он с ужасом указал на полено, лежавшее у ног Скобелева), возле которого я стоял, ударилась большая пуля («une grande balle»)… Посмотрите, она здесь, – продолжал француз, тыкая пальцем на маленькое отверстие в дереве.

– Я, конечно, ужасно испугался и вот принес вам показать это полено… Я не могу так работать, генерал!.. (Je ne puis pas ainsi travailler, general!) В Крымскую кампанию[204] я тоже был поваром у англичан, но со мною ничего подобного никогда не случалось! Я ведь гражданин, а не воин! (Je suis citoyen, mais pas soldat!) Я не могу продолжать вам готовить, как угодно! Меня могут убить, а я хочу жить, – и так далее.

Все это он говорил чрезвычайно быстро, как истый француз, и я половины не понял из его тирады. После уже мне рассказали товарищи. Скобелев, дорожа хорошим поваром, начал уговаривать и утешать француза.

– Ведь без этого невозможно на войне! – говорил он, улыбаясь. – Вот и моя палатка, посмотрите, тоже пробита пулями. Вам в доме гораздо лучше, безопаснее: стену не пробьет пуля, а двери и окна закладывайте бревнами… Но повар был неумолим и все что-то болтал, размахивая руками. Наконец это надоело Скобелеву, и он хотел было уже его выгнать.

– Ваше превосходительство! – сказал кто-то. – Да вы прикажите выдать ему бутылку красного вина – он сейчас успокоится…

– А в самом деле, – улыбнулся генерал. – Хомичевский, распорядитесь, пожалуйста, чтобы храброму гражданину Французской республики красного вина дали! – Повар был совершенно удовлетворен и тотчас же успокоился.

По приказанию Главнокомандующего Скобелев должен был принять от генерал-адъютанта Гурко так называемые Волынские редуты. Принимать эти редуты Скобелев направился со своей свитой, состоявшей из Куропаткина, инженер-полковника Мельницкого, Баранка, Хомичевского, меня и пяти казаков.

Мы выехали из Брестовца и направились прямо на север через аванпостную цепь к деревне Крышино. Вскоре мы подъехали к ней, благодаря лощине, очень близко и совершенно незаметно. Несколько турецких солдат, бывших на окраине деревни, заметив неожиданно нас, подняв крик, бросились в испуге бежать, и в то же время из ближайших траншей открыли по нашей группе частый ружейный огонь. У полковника Мельницкого тотчас же была ранена лошадь, и он должен был вернуться обратно.

– Алексей Николаевич! – обратился Скобелев к Куропаткину. – Да вы поезжайте с Баранком тоже назад: там ведь есть спешные бумаги…

Так что далее продолжали путь только Скобелев, Хомичевский, я и два казака.

Редут, куда мы приехали, занимал Лейб-гвардии Волынский полк с двумя орудиями. Мы слезли здесь с коней и вскоре увидели ехавшего от реки Вид генерала Гурко с большой свитой. Возле редута Гурко спешился, вошел в укрепление и дружески поздоровался со Скобелевым. Они стояли на платформе у самого орудия и оживленно о чем-то разговаривали. Я же с Хомичевским беседовал в это время с лицами свиты Гурко, которая почти исключительно состояла из гвардейских офицеров. Впереди редута, в котором мы находились, турки строили какое-то укрепление, и масса рабочих совершенно открыто копала землю.

– А не пустить ли нам гранату по этим рабочим? – обратился Гурко к Скобелеву.

– Отчего же, не мешает попугать их! – согласился последний.

Гурко приказал артиллерийскому офицеру навести орудие и выстрелить по рабочим. «Пли!» – послышалась команда, и граната, завывая, шлепнулась где-то далеко возле рабочих, которые быстро разбежались и попрятались. Но в ту же минуту в неприятельском редуте мелькнул огонек. «Огонь!» – крикнул кто-то, и все быстро попрятались за бруствер и траверсы, а генерал Каталей нашел себе приют даже под дулом орудия. На своих местах остались только Гурко, Скобелев, Хомичевский и я. Неприятельская граната с шумом пролетела мимо орудия и ударила в траверс – целый сноп земли обсыпал всех нас. Опасность миновала, и все вышли из своих укрытий. Гурко подал руку Скобелеву и крепко пожал ее.

– Вы, – сказал он, улыбаясь, – с молодых лет еще привыкли к боевой жизни, почему и относитесь к этому так спокойно…

Впрочем, нужно отдать справедливость, что Гурко держал себя под огнем с таким же достоинством, как и Скобелев, подавая этим хорошей пример своим подчиненным. Через несколько мгновений снова блеснул огонек в турецком редуте и снова повторилась прежняя картина – все бросились под прикрытие земляных насыпей. Вторая граната не долетела далеко до редута и зарылась в землю шагах в 150 от нас. Видя, что турецкая артиллерия не остается в долгу, наши орудия прекратили стрельбу, и неприятельские рабочие снова повыползали и спокойно занялись на наших глазах своим делом. Скобелев уговорился с Гурко относительно сдачи и приема редута и смены Волынского полка войсками нашего отряда. Затем мы дружески распростились, уселись на коней и разъехались по домам.

Глава V

В последних числах ноября у нас стали носиться упорные слухи, что со дня на день должно ожидать каких-нибудь решительных действий со стороны Османа. Все мы находились в понятном тревожном ожидании. Все эти слухи вызывали самые оживленные, бесконечные толки, предположения, всех охватило какое-то лихорадочное настроение. Большинство ложилось ночью спать в полной боевой готовности, с револьверами в руках, и самая незначительная перестрелка поднимала на ноги чуть не весь отряд. Словом, все были в возбужденном, нервном настроении. Бежавшие из Плевны болгары-жители, а также дезертиры-турки показывали, что Осман собирается прорваться. Но в какую сторону, куда именно – это было неизвестно. Наиболее вероятный путь был, конечно, за реку Вид.

Генералом Тотлебеном были разосланы приказания во все части войск об исправлении дорог, ведущих к реке Вид, и проложении новых – чтобы в случае движения турок на запад все отряды, облегающие Плевну, могли удобно и быстро двинуться во фланги и в тыл прорывающемуся врагу. Наш отряд, в случае прорыва турок за реку Вид, должен был тоже двинуться на выручку Гренадерского корпуса Ганецкого[205]. Везде закипела лихорадочная деятельность, все чувствовали, что дни Османа сочтены, что еще несколько дней ожидания и терпения – и опасный зверь будет пойман в своей неприступной берлоге.