Империя хирургов - Юрген Торвальд

Зауербрух был взволнован, как мог бы быть взволнован режиссер перед премьерой своего спектакля. Двадцать пятого января не без помощи Микулича в «Дойче Центральблатт фюр Хирурги» вышла его первая статья о барокамере. Он напряженно ждал реакции на нее, но она была не особенно впечатляющей. Большинство хирургов не верили в то, что кажущийся таким простым метод может вдруг перевернуть хирургию грудной клетки с ног на голову.

Но позже появились заинтересованные посетители, которым был продемонстрирован аппарат. Большинство покидало Бреслау в большей или меньшей степени убежденными, что должно произойти что-то новое, и будущее значение этого события нельзя было предсказать.

Среди посетителей был также хирург из Гейдельберга, профессор Петерсен, уже на основе первой публикации Зауербруха сделавший вывод о важности описанных экспериментов. Петерсен, совсем еще молодой ученый, принял участие в операции на животном в маленькой камере и в середине февраля под огромным впечатлением вернулся в Гейдельберг. Микулич и Зауербрух не придали его посещению никакого значения. В эти недели Микулич усиленно добивался, чтобы Зауербрух выступил с докладом перед Берлинским конгрессом в удачное время, и, в конце концов, его выступление было назначено на чрезвычайно выгодную дату – на самый первый день конгресса, на два часа пополудни.

Тогда, в разгаре подготовки к большому событию, Зауербрух получил из Гейдельберга черновой оттиск статьи, которая только что была напечатана в Страсбурге в местном «Журнале Хоппе-Зайлера о физиологической химии». Она вышла под заголовком «О существенном упрощении метода искусственного дыхания Зауербруха». Одним из его авторов был профессор Петерсен, их визитер из Гейдельберга. Но первым в списке авторов значилось имя профессора Лудольфа Брауера, в дальнейшем ярого защитника искусственного пневмоторакса, о котором я впервые упоминал в главе о Мерфи и Форланини. Брауер также был отправителем той бандероли. Свои намерения Брауер изложил так: «Эта немного усовершенствованная модификация может оказаться полезной для ума и научной тактики Зауербруха».

Одновременно с Петерсеном первую публикацию Зауербруха прочел и Брауер, идея воспалила его бурную фантазию, и он настоятельно посоветовал младшему коллеге отправиться в Бреслау. Сразу после его возвращения, не имея ни малейшего представления о давно заброшенных в Бреслау экспериментах с повышенным давлением, он попытался переосмыслить опыты Зауербруха. Петерсен, в Бреслау не получивший никаких сведений о таких экспериментах, тут же пошел на попятную. Он объяснил, что если такое превращение было бы несложным, ученые из Бреслау давно бы пришли к этой идее. Но Брауер не дал себя переубедить. Он начал эксперименты без Петерсена. Так он самостоятельно пришел к верному решению – тому, которое ляжет в основу метода, сегодня абсолютно вытеснившего камеру Зауербруха. Брауер понимал, что камера слишком дорогостояща и сложна в применении, чтобы стать обычным инструментом повседневной врачебной практики. За короткое время он придумал и опробовал на легких множество экспериментов с повышенным давлением, которые во многом походили на эксперименты Микулича и Зауербруха, но имели и свои особенности, уникальный принцип. Они привели к таким многообещающим результатам, что, в противоположность ученым из Бреслау, Брауер не мог и помыслить о том, чтобы забросить их. Напротив, он был совершенно убежден в их эффективности. Он задумался о маске, которая плотно, герметично прилегала бы к морде животного или лицу пациента. Через трубку из специальной емкости, в которой поддерживалось необходимое давление, в нее подавался бы кислород. Определенная часть кислорода проходила бы через емкость с эфиром, таким образом обеспечивая общий наркоз.

Много раз, вскрыв грудную клетку животного, Брауер продолжал оперировать, и операции проходили по намеченному плану. После он представил свой метод скептику Петерсену и пригласил несколько хирургов в качестве ассистентов. Петерсен принимал участие в дальнейших операциях. У него была возможность сравнить метод Брауера с экспериментами в Бреслау, и он быстро убедился, что операции по методу высокого давления столь же успешны, что и операции в камере, но позволяют обойтись без этого громоздкого и замысловатого механизма. В середине марта, занимаясь написанием статьи для «Журнала Хоппе-Зайлера», Брауер, разумеется, и не помышлял о том, чтобы лишить Зауербруха приоритетного права на изобретение метода разницы давлений. Он хотел лишь указать, что он может быть усовершенствован, о чем, как он полагал, не задумались в Бреслау. По его собственным, заслуживающим доверия словам, он хотел опубликовать статью до того, как будет начато строительство другой дорогостоящей камеры.

Однако, когда Зауербрух, уже предвкушающий свое признание, получил отдельный оттиск статьи Брауера в разгар подготовки к Берлинскому Конгрессу хирургов, он был глубоко поражен. Осознание того, что он и Микулич занимались экспериментами с повышенным давлением еще до Брауера, уступало по ясности осознанию, что они слишком рано забросили эти эксперименты. Кроме того, идея применения кислорода безраздельно принадлежала Брауеру. Зауербрух был достаточно умен, чтобы предвидеть: что будущее – за простотой метода высокого давления.

Вечером, перед выступлением, которое, как он надеялся, станет триумфальным, Зауербрух много размышлял: его постигла судьба человека, чье почти что гарантированное приоритетное право на великое открытие оказалось под угрозой из-за свершившегося прогресса еще до того, как это право упрочилось за ним в глазах мировой общественности. Не в состоянии оправиться от первого потрясения, он не понимал, что в области экспериментов с разницей давлений он в любом случае останется первым, останется основоположником, Брауер же – вторым – тем, кто на подготовленной им почве создал более совершенный метод. Если он и понимал это, то отказывался принять такую градацию и был убежден, что и Микулич также не согласится с ней. Вставал вопрос: потеряет ли строительство камеры всякий смысл еще до того, как будет окончено?

Я никогда не знал ничего точно об изначальной позиции Микулича по отношению к этой истории. И позже мне не хотелось спрашивать его самого, а все прочие свидетели, включая Зауербруха, хранили молчание. Но думается, мы не погрешим против правды, если предположим, что самоуверенность и его не уберегла от тревоги. Рождались вопросы и подозрения, которые были понятны, ведь никто в Бреслау уже не был уверен, располагал ли Петерсен информацией о прекращении экспериментов с высоким давлением. Тем не менее споры были пылки и безрассудны.

Как только Брауер понял, в чем суть подозрений, со всей ожесточенностью он встал на собственную защиту. Однако эта ожесточенность не мешала ему оставаться вдумчивым и уравновешенным. Он письменно объяснил, что профессор Петерсен во время визита в Бреслау не слышал ровным счетом ничего об экспериментах с высоким давлением. Он повторно упоминал, что никогда не помышлял и не помышляет сейчас о присвоении идеи Зауербруха, которая легла в основу метода. Также он пояснял, что к своим выводам он пришел совершенно независимо от Зауербруха. Он писал, что сочтет за честь открыто изложить свои воззрения перед началом конгресса, поскольку считал недостойным внезапное свое появление перед его участниками в одном ряду с Зауербрухом.