Человеческая природа в литературной утопии. «Мы» Замятина - Бретт Кук

работу, в которой как будто прячется от жизни. Так происходит и в рассказанной им печальной истории о «Трех Отпущенниках», нумерах, в порядке жестокого эксперимента лишенных работы: некоторое время они продолжали бессмысленно повторять трудовые движения за пределами предприятия и наконец покончили с собой [269–270]. Эти симптомы сопровождаются странными интонациями повторяющихся речевых формул, таких как «ясно» или «ради Благодетеля», которые Д-503 некстати употребляет в разговорах с 1-330. Д-503 и его коллеги часто не могут завершить высказывание; их разговорам не хватает связности. Остается надеяться, что это все же не язык будущего, а лишь особенность общения людей, отстающих в социальном развитии. В повествовании Д-503 неоднократно проявляется его сосредоточенность на деталях, но он не способен воспринять целостность объекта – особенно это заметно в личных отношениях. Например, он прослеживает треугольник взглядов, соединяющий его с 0-90 и младенцем в аудиториуме, но не понимает его смысла [211]. А случившаяся с ним в детстве истерика при столкновении с квадратным корнем из минус единицы вызывает подозрение в обсессивно-компульсивных тенденциях [164][75]. Эти симптомы создают картину жизни, которой люди не должны жить.

Аутизм, как правило, имеет генетическое происхождение; исключение – некоторые разновидности черепно-мозговых травм. Мальчики страдают этим заболеванием в четыре раза чаще девочек, а его симптомы проявляются уже в младенчестве. Таким образом, мы можем подвести под естественную психологию Хамфри адаптивную основу. Наше адаптивное будущее в социальной конкуренции зависит от того, будем ли мы вести себя так, будто умеем делать то, чего по определению не умеем, – читать мысли. Тем не менее мы читаем жесты друг друга и можем с некоторой достоверностью ассоциировать физические действия, включая скрытые сигналы, с психическими состояниями. Вызван ли аутизм наличием вредоносных генов, или же он объясняется отсутствием генетически сформированного «модуля», отвечающего за нашу естественную психологию, склонность интуитивно понимать чувства других?[76] Этот вопрос я оставляю специалистам. Замятин может ошибаться, полагая, что симптомы аутизма у Д-503 частично излечимы, но он правильно использует их как способ продемонстрировать глубокую ущербность Единого Государства.

Прежде всего представляется важным, что Д-503 был воспитан согласно политике Единого Государства: методами «детоводства», – то есть как бы произведен промышленным способом. Замятин интуитивно ощущает долгосрочный вред, нанесенный рассказчику отсутствием родительской, особенно материнской заботы. Я бы сказал, что все мы вступаем в жизнь в некотором роде аутистами, но благодаря сочетанию врожденных склонностей – возможно, столь часто постулируемого модуля теории разума – с нормальной семейной обстановкой, как правило, вырастаем из этого состояния. Личное взаимодействие, особенно обмен взглядами матери и младенца, выводит нас из первоначального солипсизма и развивает интерес к психическим состояниям других [Bogdan 2000:67]. Интерсубъективность проявляется у нас на втором году жизни. Естественная психология развивается столь мощно, что, как отмечает С. Барон-Коэн, нам трудно удержаться от того, чтобы «интерпретировать поведение с помощью менталистского подхода» [Baron-Cohen 1997: 227]. Мы с легкостью приписываем намерения и личность неодушевленным предметам и иногда даже даем им «человеческие» имена: так, Д-503 и его одноклассники прозвали своего робота-наставника Пляпой.

Дети усваивают социальное поведение, внимательно наблюдая за поведением родителей [Bogdan 2000: 120]. Вникая во внутрисемейную политику, они учатся учитывать мнения других и овладевают, по выражению Богдана, «метасемантической интерпретацией» [Там же] – начинают представлять себе ход мысли других. Это влечет за собой следующие стадии «метаментальности»: осознание того, что другие думают иначе, умение смотреть на вещи с их точки зрения, в том числе понимать, как они видят самих себя, воссоздание мотивов чужого поведения и использование этих умений для репетиции собственных будущих действий – обычно на основе самоинтерпретации [Там же: 134, 145]. Это то, на что в большей или меньшей степени неспособны аутисты. По тем же причинам они не могут адекватно воспринимать повествовательную художественную литературу[77].

Весьма уместно, что все это передано в романе: ведь литература содержит в себе множество свойств, отсутствующих при аутизме, как будто служит его почти зеркальной противоположностью. Повествовательная художественная литература основана на сопереживании – как раз на том, чего в первую очередь не хватает аутистам. Отметим, что эмпатия значительно облегчает нашу способность учиться как друг у друга, так и у писателей. Сугияма предполагает, что существует «обратная связь между повествованием и теорией разума», и утверждает, что нарратив – это «средство хранения и передачи информации», из которого можно почерпнуть значительную социальную и «метаментальную» мудрость [Sugiyama 2005: 189, 191]. Богдан рассматривает нарратив как «реконструкцию множества сознаний» и, следовательно, «площадку для тренировки множества навыков», включая в первую очередь естественную психологию:

…повествование может постепенно видоизменить реконструкцию у ребенка, так что интерпретация из интуитивной, визуальной, эгоцентричной, персональной и локализованной превращается в абстрактную, разомкнутую, не обусловленную ситуативно и отображенную на общей сетке культуры. Представьте себе этот процесс как переход от интерпретации зримых людей, интерпретирующих других таких же людей в непосредственно доступных, ярко изображенных, привязанных к ситуации контекстах (раннее детство), через интерпретацию (практически бестелесных) сознаний, интерпретирующих другие (практически бестелесные) сознания в косвенно доступных или несколько более абстрактно изображенных контекстах (позднее детство), и далее к интерпретации не приписанных к субъекту и ситуативно не обусловленных мнений [Bogdan 2000: 156, 157].

Д-503 не довелось читать романов, из которых он мог бы почерпнуть «метаментальные» таланты, так что он развивает их, написав свой собственный. В целом текст следует линии развития, описанной Богданом. Примечательно, что в конце первой записи Д-503 представляет себе, как чувствует себя мать, внутри которой растет плод [140]. Сюжет начинается с того, что Богдан назвал бы «тематической предикацией»: вступительное замечание 1-330 о Д-503, напоминающем бога, соответствует утверждению Богдана, что «необходима интерсубъективная социализация и интерпретация, способная поддерживать трехсторонние отношения разум – мир – разум» [Bogdan 2000: 78, 79]; эта способность не встречается у аутистов. Эпизод встречи с героиней нарушает первоначальный солипсизм записок Д-503, так как в них вмешивается ее точка зрения. Герой понимает, что не может принимать сознание других людей как нечто само собой разумеющееся. В ответ на слова Д-503: «Мы так одинаковы…» – 1-330 спрашивает: «Вы уверены?» [143]. Кажется, впервые в жизни, и уж точно в тексте, который составляет наше сознание как его читателей, Д-503 сталкивается с человеком, кого, по его представлению, не вполне понимает. Практически любой читатель обратит внимание, что лицо 1-330 часто напоминает символ «X» – общепринятое в математике обозначение неизвестного [172]. Очевидно, что 1-330 представляет для Д-503 раздражающую загадку. Она умело использует его зарождающееся либидо, при этом сохраняя при себе свои тайные мотивы. Д-503 с досадой пишет, что ее лицо напоминает старинный