Неизвестный Кожедуб - Иван Кожедуб

В День Победы я — в столице.

Как хороша была Москва в тот день великого торжества! Улицы в огнях иллюминации. Тепло. В ясном весеннем небе пролетают эскадрильи самолетов и сбрасывают красные, зеленые, белые ракеты.

На улицах так много людей, что они идут плечом к плечу, поют, смеются, говорят друг с другом, словно все они давным-давно знакомы. Военных встречают ликующими возгласами.

Я счастлив — мне довелось увидеть столицу в день Победы, во имя которой я столько раз вступал в смертельный бой с врагом. Только жалею об одном — что нет со мной друзей-однополчан. Как хорошо было бы пройти вместе с ними по праздничной Москве!.. Как хорошо было бы шагать сейчас рядом с Евстигнеевым, Амелиным, вместе с которыми я был здесь в напряженные ноябрьские дни 1942 года!

Мои раздумья неожиданно были прерваны. Меня подхватила толпа, и я полетел в воздух под возгласы: «Качать летчика! Ура сталинским соколам! Ура советской авиации!»

2. В семье испытанных друзей

На следующий день улетаю под Берлин, в родную часть.

На нашем аэродроме непривычно спокойно и тихо. Нет напряженной суеты и оживления, которые царили здесь еще недели две назад, хоть и по-прежнему снуют бензозаправщики, хлопочут механики, пробегают к своим машинам летчики. В линейку стоят боевые самолеты. Идет мирная учеба.

Ищу глазами свой самолет. Около него возится техник Васильев.

Меня встречают однополчане. Куманичкин, Титоренко обнимают меня. Командир крепко жмет руку и тоже обнимает. Хайт от меня не отходит. Поздравляем друг друга с победой. Лица у всех довольные, веселые.

Вечером еще раз все вместе празднуем Победу.

Чупиков рассказывает о последних днях войны. Счет сбитых вражеских самолетов почти у всех моих однополчан увеличился. Немцы сами залетали на наш аэродром, в панике не зная, куда им садиться. Восторженно делюсь впечатлениями о Дне Победы в столице. Друзья слушают, затаив дыхание. В чьем сердце не вызовет радостного волнения одно лишь упоминание о Москве, Красной площади, Кремле, о городе, где живет и работает Сталин!..

…Снова целыми днями на аэродроме. Изучаем опыт войны, достижения отечественной авиационной техники, совершенствуем летное мастерство. В эти дни решаю попытаться осуществить давнишнюю мечту: получить высшее образование, поступить в Военно-воздушную академию. Получаю разрешение на отправку документов и с нетерпением жду ответа.

Приходят вести о старых однополчанах. Друзья пишут, что счет дважды Героя Советского Союза Кирилла Евстигнеева достиг пятидесяти двух самолетов.

Мухин, как он выражается, «рапортует» мне, что и у него, и у Амелина, и у Брызгалова ко дню взятия Берлина значительно вырос боевой счет, что Евстигнеев проявил за это время свои блестящие командирские способности, что он так же прост, как был всегда, такой же Кирюша, каким он, Мухин, помнит его в первые дни знакомства.

Я горд и рад за моих старых товарищей, с которыми начал крыло к крылу боевой путь.

…В полку идет учебно-боевая и политическая подготовка. Рано утром перед тренировочным полетом захожу на КП. Мне кажется, что летчики, собравшиеся там, сегодня молчаливее обычного и смотрят они на меня так, словно что-нибудь случилось. Когда мне подают телеграмму, я догадываюсь: случилось что-то с отцом — от него давно не было писем. Страшные слова не сразу доходят до сознания. Еще и еще раз читаю текст. 17 мая не стало моего отца. Не могу сдержать слез.

Позже из писем родственников я узнал, что отец долго болел, но строго-настрого наказал не сообщать мне, чтобы не беспокоить меня, не отрывать, как он говорил, от ратных дел. Он все надеялся встретиться со мною и был уверен, как писали мне родственники, что это исцелило бы его. Но и после окончания войны отец не позволял извещать меня о болезни, не хотел омрачить мне радость Победы.

Отец дожил до Дня Победы — эта мысль несколько утешала меня.

Проходит неделя, и я опять прощаюсь с друзьями. Меня вызывают в Москву на подготовку к параду Военно-воздушных сил в День сталинской авиации.

3. У Семена Алексеевича Лавочкина

Мне давно хотелось познакомиться с конструкторами моего замечательного самолета и его испытанного вооружения — Семеном Алексеевичем Лавочкиным и Борисом Гавриловичем Шпиталь-ным.

Кажется, не было ни одного воздушного боя, чтобы я не вспоминал с благодарностью и уважением об этих ученых-патриотах. И вот мое давнишнее желание осуществляется. Я еду в гости к Семену Алексеевичу Лавочкину.

Семен Алексеевич встречает меня тепло и радостно.

Он высок, немного сутулится, у него спокойные движения, добрые, умные глаза.

— Очень рад вас видеть, — говорит он, улыбаясь, и, не выпуская моей руки, глядит на меня внимательно, чуть прищурившись, словно изучает. Он усаживает меня, сам садится напротив.

— Я все время следил за вами и вашими боевыми товарищами. Расскажите все по порядку о всех своих впечатлениях, о самолете.

— Знаете, Семен Алексеевич, я так полюбил ваш самолет, что, когда приходил на аэродром, даже приветствовал его. Чувство у меня было такое, словно передо мной друг. Вернее — не друг, а уважаемый, требовательный командир. Хотелось в совершенстве овладеть высокой техникой. Ведь недаром летчики считают, что машина, вооружение и техника пилотирования — одно целое…

Беседуем долго. Семен Алексеевич подробно расспрашивает о боевых качествах самолета, записывает что-то в блокнот.

Лавочкин делится своими творческими замыслами и интересуется моими планами.

Когда мы идем в цеха завода, Семен Алексеевич говорит:

— Мы от вас, летчиков, не отставали — конструкторы прислушивались к мнению фронтовиков, стремились усовершенствовать боевой самолет. Дни и ночи проводили в конструкторском бюро.

Лавочкин взволнованно заканчивает:

— Товарищ Сталин руководил нами. Своими указаниями Иосиф Виссарионович будил в нас творческую мысль, заставлял стремиться к новому, не удовлетворяться достигнутым…

Мы долго осматривали завод. Во время обеденного перерыва вокруг меня собрались рабочие и работницы. Они просили рассказать о том, как я воевал на истребителе, созданном их руками.

Свой рассказ я закончил словами благодарности строителям прекрасных боевых машин:

— Ни разу за все время моей боевой деятельности самолет конструкции Лавочкина не подвел меня в воздушных боях. Спасибо вам, товарищи!

4. Служу Советскому Союзу!

Наступил День авиации — 18 августа. Уже накануне было известно, что погода ожидается нелетная и воздушный парад не состоится. Решаю провести праздничный день со старыми друзьями. Полк, в котором начиналась моя боевая жизнь, стоял недалеко от Москвы.

Как всегда, встал рано утром. Включаю радио. Передают приказ товарища Сталина. В памяти оживают незабываемые дни на боевом аэродроме, когда, собравшись у командного пункта, мы слушали воодушевляющие нас слова вождя.