Почерк судьбы - Шарлотта Лукас

И вот теперь она стояла у могилы человека, с которым еще недавно хотела прожить всю оставшуюся жизнь. Прах к праху, пыль к пыли.

Лиза стояла рядом и сжимала ее руку.

Она сдержала слово и все предыдущие дни не отходила от подруги, разделяя ее горе. Она вместе с родителями Ханны договорилась с организатором похорон и пастором, помогла выбрать место на Ольсдорфском кладбище, писать приглашения и отправлять их.

С Симоном пришли проститься более двухсот человек: редакционная команда «Гамбургер нахрихтен» была в полном составе, присутствовали также все друзья и дядя и кузина Симона – больше родни у него не было.

Все они выстроились в бесконечную очередь, когда пришло время приносить соболезнования. Ханна жала руки, слушала похожие одна на другую фразы и спрашивала себя: сколько же все это еще продлится? Когда же она наконец сможет остаться одна и в очередной раз предаться истерике?

Ханна чувствовала, что в любой момент может сломаться, сдуться, как проколотый воздушный шар. Она держалась довольно хорошо до вчерашнего вечера, когда милая сотрудница полиции, которой Ханна давала свой номер телефона, пришла к ней домой и по секрету сообщила ей – «невесте» Симона – о результатах вскрытия.

Да, Симон утонул, в этом сомнений не было. Но судмедэксперт установил еще кое-что: Симону действительно оставалось недолго жить, максимум пару месяцев. Рак распространился по всему телу, так что не было никаких шансов на выздоровление.

Реакция Ханны испугала женщину: девушка истерически захохотала и несколько минут не могла успокоиться. Ханна и сама не понимала, что с ней происходит. Казалось бы, эта информация должна была как-то примирить ее со смертью Симона: все-таки девушка теперь получила подтверждение предположения Симона, что он скоро умрет. Он оказался прав, и поэтому принял верное решение, избавив себя от мучительных страданий и выбрав быструю смерть. До этого Ханна была твердо убеждена, что в таких случаях человек имеет право выбирать, жить ему или умереть.

И все же эта новость выбила у Ханны землю из-под ног, потому что ее подарок Симону, который должен был расцениваться как прощальный, теперь казался чем-то отвратительным, циничным.

Кто она такая после этого? Она, Ханна Маркс, которая вела себя настолько нагло и заносчиво, что посмела утверждать, будто бы лучше Симона знает, что с ним происходит? А это высокомерие, с каким она отмела все его страхи и переживания? Что она думала, когда, не решаясь взглянуть фактам в глаза, подарила ему ежедневник, который можно было бы озаглавить: «Удовольствие – это то, что ты делаешь для себя сам».

Ей было стыдно. Да, лучше и не скажешь, после визита сотрудницы полиции ее охватил ужасный, жгучий стыд.

И теперь, когда Ханна жала людям руки и отвечала на соболезнования, ее не покидало ощущение, что она лицемерка. Словно она вообще не имела права стоять здесь и оплакивать Симона, примеривая на себя роль «вдовы». Ханна, конечно же, намеренно сказала полицейским, что она невеста Симона, чтобы те сообщали ей всю информацию о ходе расследования.

Невеста Симона. Ханна, закрыв глаза, старалась не расплакаться. Это должно было случиться 11 мая, в годовщину их знакомства. Она все так хорошо придумала! Заказала в маленькой ювелирной мастерской на Эппендорфер-Ландштрассе пару обручальных колец из кованого серебра и оставила их у владелицы магазина, заявив, что за ними придет мужчина.

Все же она надеялась, что Симон выкупит эти кольца. Для этого она оставила под обложкой ежедневника конверт с пятью сотнями евро. Хозяйку магазина так тронул ее романтический план, что она чуть не вскрикнула от радости, когда Ханна ее проинструктировала: если за кольцами кто-то придет, продавец должен отдать ему конверт, в котором будут дальнейшие указания. Симон должен был в тот же вечер в 20.00 прийти в ресторан «Da Riccardo», где Ханна заказала для них «их» столик. Именно там она хотела сделать Симону предложение.

Да. Жизнь – это то, что происходит с тобой, пока ты увлеченно строишь другие планы. В этом Джон Леннон был абсолютно прав. Не будет никакого предложения руки и сердца, по крайней мере, от Симона. Кольца купит кто-нибудь другой, другая пара поклянется друг другу в вечной любви и верности.

Ханна понимала: следует предупредить хозяйку ювелирной мастерской, что никто не явится забрать украшения. Пусть кольца выставят на витрину. Потому что их с Симоном помолвка накрылась, так и не состоявшись. Но Ханна не смогла заставить себя позвонить в магазин и как бы отказаться вступать в брак. Ей казалось, что это будет очередным предательством. Будто, сделав это, она вытрет ноги о воспоминания о Симоне. Она успокаивала себя мыслью, что 11 мая наступит и пройдет и хозяйка магазина просто выставит кольца на продажу, если за ними никто не явится. Что эти несколько недель решают? Ничего. Они ничто по сравнению с вечностью, в которую Ханна вступает без Симона.

– Я до сих пор не могу это осознать! – Лучший друг Симона Сёрен стоял перед Ханной, протягивая руку.

Вид у него был такой же, что и у нее: его глаза покраснели и опухли, под ними темнели круги.

– Я тоже не могу, – тихо отозвалась Ханна, – я тоже.

– Ты справляешься? – спросил Сёрен.

Она пожала плечами:

– Как тебе сказать… Когда-нибудь это должно пройти.

– Если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать, хорошо?

– Да, конечно, непременно.

– Как ты поступишь с квартирой Симона? Я могу помочь там прибраться.

– Нет, – сказала она, – время есть. Деньги списываются с его счета, здесь спешки нет.

– Разве не будет лучше, если ты оставишь все это позади как можно скорее?

– Я…

Ханна тяжело сглотнула. Она вспомнила, во что превратила квартиру. Конечно, она все это собиралась вынести, убрать вещи Симона и отдать хозяину ключи от квартиры. Когда-нибудь она это сделает, но не в ее теперешнем состоянии. Ханна радовалась уже тому, что еще способна дышать.

– Я просто пока еще не могу.

– Я тебя прекрасно понимаю, – произнес Сёрен. – Когда решишься, позвони мне, хорошо?

– Обязательно.

Они обнялись, и Ханна повернулась, чтобы принять очередные соболезнования.

Спустя час Лиза высадила Ханну у ее квартиры в Локштедте. Поминки Ханна не захотела устраивать. От одной мысли, что после похорон Симона нужно будет раздавать сливочные пироги и наливать кофе, у нее наизнанку выворачивался желудок. После того как Ханна приняла все соболезнования, она хотела уехать домой. Хотела забраться в постель, накрыться с головой одеялом и так лежать, пока боль наконец не отступит. Хотя Ханна не могла представить, что такое может когда-нибудь произойти.

– Сейчас тебе стоит немного полежать, – сказала Лиза, которой Ханна только что сказала, что не хочет никого видеть.

– Я так и сделаю.

Девушки молча смотрели друг на друга. Потом Лиза наклонилась, взяла Ханну за руку и крепко ее сжала.