Необходимые монстры - Ричард Кирк

– Я спрячусь и, если увижу что, заору так, что мёртвым тошно станет, – убеждала она. – Обещаю. Тогда ты придёшь и спасёшь меня, если захочешь.

Он засмеялся:

– Что ж, постарайся не поранить себя этой штуковиной.

– Шёл бы ты, пока цел, Мох.

– Если что увидишь…

– Проваливай.

Мох упёрся руками в двери и толкнул их. Створки распахнулись, открывая путь во мрак нутра. Клубы пыли взвились в полосках света, падавшего сквозь щели между стропилами. Голуби вспорхнули в воздух и вновь расселись по высоким выступам, курлыча и воркуя. Древность зданий обступила Моха, глубокая тишина и запах старинного дерева. Мох толчком затворил за собой двери.

Когда зрение его привыкло к мраку, он различил в центре семь образовавших круг фигур, обращённых лицом друг к другу. Рука Моха нащупала пистолет, но фигуры не шевельнулись, а по-прежнему парили в воздухе, не сдерживаемые тяготением, пальцами ног выписывая вензеля в пыли. Мох опустил пистолет: слишком уж недвижимы фигуры, чтобы быть живыми. И всё же Мох чуял, что им, каким-то сверхъестественным образом, известно о его присутствии. Он вступил в круг, сопровождаемый оцелусом. Деревянные лица были обращены вниз, пустые, но сверкающие под тонким слоем чего-то люминесцирующего, молокообразного. Их руки, которым были приданы положения, присущие для беседы в подвешенном состоянии, были соединены подвижными шарнирами из почерневшей меди и серебра. Насекомые изгрызли в кружева некогда великолепные наряды. У Моха не было сомнений, что эти создания были прислужницами Мемории. Их парение было свидетельством её присутствия, как и вновь слышимое лёгкое учащённое собачье дыхание.

Пёс, на котором Элизабет ездила верхом, припал к земле, туго подобрав все мышцы, в неверном четырёхугольнике дневного света. Морду его покрывали капельки кровавой пены. Пёс не сводил с Моха глаз. У того в голове прозвучал голос юной Мемории: «В древних мифах пёс охраняет вход в подземное царство мёртвых». Вот и он тут. Пульс выбивал дробь внутри уха Моха. Доставить оцелус домой – значило иметь дело с Меморией. Он не свернёт с пути перед уродцем, из-за которого принял смерть Оливер, существом, убившим Радужника и преследовавшим Имоджин. Сердце его грозило разорваться от трагедии того, что с нею стало: восставшая из мёртвых в его надеждах – и ставшая призраком, бледным и неистовым. А теперь, завершая ужасный круг, она умрёт от его руки. Мох поймал взгляд пса. Есть счёты, какие следует свести тут. На этот раз он не даст маху.

– Где ты? – Слова отразились от стен, но ответа не последовало. Пёс беззвучно ощерил тронутые желтизной клыки. Глаза его уставились в одну точку. Собака-чудище умирала. Наверное, она жила в симбиозе с Элизабет или, возможно, стала жертвой какого-нибудь ранения, насланного Меморией.

– Тебе не место здесь. Ты зачем пришёл? Я же говорила тебе, пусть идёт как идёт. – Её голос всколыхнул воздух, как взмах крыльев.

Мох обернулся:

– Почему ты прячешься? Неужто боишься без своих чудищ, оберегавших тебя?

– Я предупреждала тебя: держись подальше.

– Зачем ты убила Радужника? – упорствовал Мох. Одежда на парящих фигурах забренчала под дуновением ветра.

– Это была необходимость, долг, для исполнения которого я была рождена.

– Мучить Имоджин тоже было долгом?

Голос жестоко рассмеялся.

– Это была расплата за нечестивость Джона Машины.

– Как может быть долгом убийство? – Мох тянул время, вращаясь по кругу, пробуя определить, где затаилась Мемория.

– Я была последним Смотрителем Глазка. Последней в долгой передаче владения – всегда ребёнку, способному на волшебство, всегда ритуально лишённому слуха, чтобы не попасть под обаяние голоса Скворца. То была честь.

– Как же это стало убийством? – Мох понял, что пёс перестал дышать.

– Вечером накануне лишения меня слуха пришли войска. Они изнасиловали и зверски убили всю сестринскую обитель, к которой я принадлежала. Я спряталась и уцелела, питаясь насекомыми и запивая их водой из болота, потому что водоёмы и хранилища воды были отравлены. Я знала, что должна уходить, но Скворцу было запрещено покидать Глазок. Вот я и решила освободить себя от бремени долга. – Голос, казалось, плыл по комнате. – Я ударила его ножом и спрятала тело в углублении в земле. Завершить дело мне помешало появление Джона Машины, полного лжи и пустых обещаний. Я не знала, что не сумела убить Радужника, до того самого дня на Полотняном Дворе.

– Тогда ты попробовала ещё раз.

– Где эта вещь? – спросила Мемория, теряя терпение.

– Какая?

– Тёмный камень Аурели.

– Спрятан, – ответил Мох. И подумал: «Среди голубей».

– Ничто не спрячешь навсегда, – произнёс голос. Голос звучал так, что Мох понял: разговор её утомляет. Громкий стрекот цикад зазвучал в комнате. Мох не сразу сообразил, что исходит он от парящих женщин. Что-то, будто щупальцами, охватило его конечности. Он сильно ударил по ним, помня, как легко проникла она в его тело, пока он стоял в кладовке пекарни «Чёрная крыса». Воздух делался всё холоднее. Он увидел, как блеснуло серебром, словно рыба, попавшая под солнечный свет в тёмной воде. Мемория появилась в нескольких шагах от него, выступая из воздуха. Она была изнурена и одета в белое платье-рубаху с длинными рукавами. Платье покрывала кровь, в нём виднелась прореха. Кожа на лице и шее Мемории утратила всякий цвет. Мох видел призрачные движения костей у неё под кожей. Позади неё пыль завихрялась в воздухе. Ему было понятно, что поддерживать и скрывать своё разбитое и раненое тело стоило Мемории чудовищных усилий. Все следы девочки, какой он её знал, исчезли.

Она уронила на пол каплю слюны, идеальный шарик лишенной света черноты. Он звучно упал, оставив на полу чёрный кружок не больше грошовой монетки. Мох ощутил движение в воздухе, ворошение одежды на себе, услышал низкий свист, доносящийся из щелей в стене. Не глядя вниз, Мемория опустила жёлтый ноготь пальца ноги на край чёрного кружка и, царапая, потащила его назад, увеличивая размер круга до чайной чашки. Ветер усилился, настойчиво забиваясь ему в одежду и в волосы. Пыль и перья затряслись и потащились к чёрному кругу.

– Я всё равно получу его, – произнесла Мемория. Улыбаясь ему, она ещё больше расширила круг. Мох глянул вверх на голубей, трепыхавшихся в воздухе, не понимая и страшась той силы, что сметала их с балок. Поток воздуха, устремившийся, завывая, в чёрный круг, крепчал. Тело пса поползло по полу. Среди птиц показался оцелус. Затаив дыхание, Мох силился выхватить из кармана пистолет Джэнсона, но ничего не получалось. Пистолет упал на пол и, дребезжа, заскользил к дыре. Оцелус неумолимо притягивало к воздетой руке Мемории.

Мох прыгнул в тот момент, когда пальцы Мемории сомкнулись вокруг оцелуса. Он ухватил её за запястье и повалил на пол. Она упала поверх дыры с леденящим кровь криком. Мох со всего маху обрушил ногу ей на кисть. Кости затрещали, как палки, рука разжалась, и оцелус покатился по полу. Мох вскочил и зажал его в кулак. Услышал, как Мемория поднялась позади него. Ветер стих. Бросок вперёд – и Мох схватил пистолет.