Там, где хочешь - Ирина Кудесова

Он молчал, смотрел.

Улыбнулась еще шире:

— Наталино, пошли спать.

Снял пальто, перевесил через руку. На лестнице ткнула пальцем в темноту:

— Там лежит поднос со стены, можно поскользнуться…

— Ты мне его подложила? Если бы я вниз пошел?..

Он улыбался. Она знала почему. И почему остался, знала. У нее был прежний взгляд. Она вернулась.

Маринка звонит, вся такая внимательная — спрашивает, как с Тибидохом дела обстоят, «как настроения». Настроения забавные: сунулся на «Знакомства» mail.ru, поразвлечься — за пару недель девок намело… Видать, Париж в анкете действует на них, как валерьянка на кота. Особенно одна расстаралась, из Томска, студентка педвуза. Пишет про свой «богатый внутренний мир», какую-то ахинею про «реанимацию сердца», фотографиями так и сыпет — а там сплошные чулки, кружевные боди и боа из черных перьев. То в одной позе перья распушит, то в другой. Таланты, однако, в российской провинции. Маринке фотки переслал — она надулась. Собрал самые клевые снимки девиц, да и отправил ей, подразнить. Ее как веником смело.

— Ксень, у меня от них шок… Девчонки многие нормальные, рассчитывают на что-то. Но это как если бы нет больше ничего между ним и мной. Одна называет его «милый», другая — «Диня». Как будто в мой дом ворвались чужие люди…

— Не торопишься ты в свой дом вернуться.

Маринка никак не поймет, что на двух стульях не усидишь.

— Не смогу я с ним после Ноэля. Изменился бы он…

— Ну так и скажи ему.

Маринка замялась.

— Ксень, это как же любить человека надо, чтобы простить его уход, да еще и другим стать ради него…

— Не любил бы — не пошел бы в префектуру. Через неделю идете? А что Ноэль?

Что Ноэль…

Ревела в комнате «с котом» из-за этих фотографий. Ворвались и наследили, гадко. Ноэль заглянул — увидел мордочку красную, давай успокаивать. Утащил в спальню, посадил на кровать: «Пока не признаешься, что случилось, не ляжем». А ему рано утром в Лилль… Сами собой руки сплелись, но ласка его оставалась теплой, не переходя в страсть, не обжигая. Он никогда так не занимался любовью. Это именно любовь была — не секс. Он ведь обычно вел себя как подросток, дорвавшийся до тела — без толку и расстановки. А тут будто говорил ей: ты — ты — ты… И ее качало на этих волнах, качало, и пришел покой, и уже ни о чем не думалось.

Темно, ставни закрыты, пылесос наяривает прямо над головой, скребет по плитке на полу. У отца Ноэля одна и та же шутка: «Как? Вы уже встали?» — или в семь надо подскакивать, или будет шутить. Подремала с глубоким чувством вины, проскочила в душ и — к компьютеру, почту проверить: вдруг Айко написала.

Новых писем — ноль. Зато Денис в скайпе. Помнит, что послезавтра идти в префектуру?

Он помнил. Отвечала ему как во сне. Стучала не по тем клавишам.

Он прекрасно знал, что для нее значили его слова. Он знал, но ему было наплевать.

Правильно ли он сделал, сказав Веронике: «Я в ответе за тех, кого приручил»? Но ведь и правда, Катья работу оставила в Новачебарсаксе. Вырвал ее из привычного мира, вынудил жить в чужой стране, без близких людей. Послушать Катью — Новачебарсакс не хуже Парижа. У них там река Волга, дача, а здесь, видите ли, черных полно. Сколько раз просил — не называй их на улице неграми — без толку.

Девочка уже на языке говорит, в школу ходит — развестись, они что, назад в Россию поедут? А если Катья работу там не найдет, что с Таньей будет? Да и привык ребенок здесь. Нет, надо дождаться, когда Катье десятилетний вид на жительство дадут. И тогда, если Вероника согласится…

Она как-то смягчилась под конец, Веро. Но и сказала, что ждать ей не с руки: детям отец нужен, а с Каримом не клеится. Ни к чему не пришли, но расстались тепло.

Вернулся в Париж, к Катье ночью не пошел, лежал, вспоминал… Вывеска мерещилась — три домовенка в бусинах дождя.

У Женьки образовался молодой человек — привела его после уроков: мелкий, тощий, штаны — по моде — мешком, ремень на уровне причинного места, как будто юноша до сортира не добежал. Голова залачена до состояния дикобраза, прыщи по всей физиономии. Зовут модным именем Энзо.

Энзо протопал в ботинках к Женьке — закрылись. Им в школе про предохранение рассказывают на занятиях вовсю, осталось надеяться, что на дом не задают. Эти двое уже полтора часа не высовываются, только подумала вломиться к ним, как Марина позвонила, ревет.

Денис условие выставил: перед походом в префектуру — визит к адвокату и подача документов на развод «без претензий». Если в префектуре прознают — ему-то что.

— Считает, что я потом разводиться не пожелаю. Или денег потребую.

— А ты сказала, что его еще…

— Да. Заявил: возврата нет, он все выдрал с корнем, засыпал землей и забетонировал. И не хочет туда ломом долбить. Сказал: «Ты через то же пройдешь, в семье “теплых людей” это не больнее, чем волос выдернуть». Про «теплых людей» — он меня передразнивал.

Женька с красавчиком выползли из комнаты.

— Мам, я провожу Энзо до автобуса.

— Дсвднь, — это Энзо (еще и с речью проблемы).

Ушли.

— Марин, ты пойдешь к адвокату?

— А ты бы пошла?

— Твой отец на тебя обижен.

Было слышно, как орет телевизор. Мама приложила руку к трубке:

— Что ж ты его с днем рождения не поздравила?

— Даже когда я маленькая была, он меня на праздники не баловал.

— Марина! Нельзя на удар ударом отвечать! Иначе кругом одни драки будут… — Мама снова перешла на шепот: — Идет в кухню! Поздравь его, он большую картину продал, горд.

— Не горд, а пыжится…

Но мама уже сообщала:

— Тебя к телефону! Кто, кто — дочь. Будешь трубку брать? Она ждет!

Пробубнило издалека:

— Пускай ждет!

— Возьми трубку! Это же твоя дочь!

Мама — миротворец. Творец худого мира.

Шарканье тапок. Пауза.

— Алло!

— Пап, привет, поздравляю.

— Могла бы вовремя позвонить.

— Мне не до того, у меня проблемы с видом на жительство.

— А не надо было выламываться и с Витей разводиться. У него двое детей, а у тебя ни шиша.

— У меня, папа, Париж.