Там, где хочешь - Ирина Кудесова

«Беда, что он злым от водки становится…» И само собой рассказалось, как давно в дом попал том манги, хентая; как отец, будучи подшофе, нашел рисунки-копии и изорвал.

«Моя мать тоже стыдится, что я рисую “эротические картинки”. Запретила мне настоящей фамилией подписываться: у нее бизнес в Японии. Будто других Коимори в стране нет! Ну и я взяла девичью фамилию бабушки. Айко Аоки звучит как музыка. Не находишь?»

Последовал японский смайлик: ^_^. «А что до твоего отца, он ведь художник? Мог бы тебя понять…»

«Да нет. У него позиция: меня никто не понимает, что ж я-то буду напрягаться».

Айко ответила не сразу.

«Одинок и несчастен от этого?»

Такая простая мысль — а в голову не приходила. Отец несчастен. Его же вообще никто не любит. Ни одна душа. Да, сам виноват — но какое, должно быть, одиночество. Друзей нет (прилипала Храпунов не в счет). Дома когда-то противопоставил себя всем — жене, теще, дочери, — и эти трое сплотились, у них — весь холодильник, у него — одна полка. Они ужинают, а он придет на кухню, сядет в углу — курит, ворчит, привлекает внимание. Увидит батон колбасы на столе (только ей и питается) — сразу орать, не разобравшись: «Жрете мое?» — даже если она одна на кухне, Марина. Это «жрете» — как напоминание: ты к ним отошла. А что он делал, чтобы дочь с ним была?

«Айко, он всем жизнь отравил. Я при нем в детстве дышать боялась. Придумала: задерживаю дыхание — и становлюсь для него невидимой».

Никому этого не рассказывала.

Айко опять прилепила смайлик. «Ты отца за собой во Францию притащила… Пожалей его и отпусти».

Мама все повторяет: у нее сердце начинает болеть, когда отец по утрам выползает на кухню в трусах и драной футболке. Ноги тонкие, трясутся. Пьет молоко — с чего-то взял, что надо стакан молока спросонья выпивать — чашка ходуном ходит. Плеснет на скатерть или на пол, уйдет — мама вытирает лужицу и жалеет его.

«Не умею я сострадать таким, как он».

«Я тебе как-нибудь расскажу про Синее Дерево. И ты сумеешь».

— Она? — Ноэль кивает на экран ноутбука. Марина отрывается от альбома. С появлением Айко она стала рисовать, иногда даже забывается про дамоклов меч префектуры.

— Ммм… люблю азиаток. Куколки такие. — Ноэль улыбается. — Говоришь, она весной приезжает?

Айко — Маринина ровесница, а выглядит лет на двадцать. У азиаток, похоже, нет возраста. Подростковые упрямые губы, челка, падающая на глаза ровной линией (косоглазие обеспечено, но «стричь не буду!»). Глаза — не узкие, а миндалевидные: полукровка. Длинные прямые волосы, невысокая, хрупкая.

— Натале, пытаешься ревность вызвать?

Прилетит Айко, увидит Ноэля и втюрится. У него же вагон обаяния.

— Какая ревность? Ты не ровен час к мужу ускачешь. Будто я не понял, почему ты поехала в Нуази.

— Потому что хотелось выйти отсюда. Я живу в чужом доме. Чужой жизнью.

— Ты хотела этого, не так ли? А знаешь, почему ты живешь чужой жизнью? Потому что своей боишься жить. Я тебе предлагал снять комнату в Париже.

— Ага, чтобы ты наездами появлялся!

— То есть ты решила мужика на ошейник посадить, так? Вот и платишь тем, что живешь ненастоящей жизнью.

— Я хотела быть с тобой. Чего проще?

— Хотела…

— Ноэль! И сейчас хочу, но я устала, понимаешь, устала от этой ситуации! Что если мне не дадут рабочую визу?

— А если дадут — ты будешь со мной из благодарности? Потому что зависишь?

— Считаешь, я тебя не люблю?

— Я этого не говорил, но, по мне, любовь выглядит иначе. У каждого свои градусы. Впрочем, у меня только один раз эти градусы совпали.

Да-да. Слышали. С итальянкой Клелией. Ноэль в неаполитанском кафе у нее адресок стрельнул, за час до поезда. Из дома послал письмо, завязалась переписка, каждый изливал душу. Идиллия длилась до тех пор, пока Клелия странным образом не исчезла. Но теперь ей вечный памятник, такое пугало для вновь прибывших, которым «до нее, как до неба».

— Пожил бы с ней, и она оказалась бы «приспособленкой» или кем там еще.

— Я не виноват, что у меня идеальное представление о том, какими должны быть отношения!

На днях припомнил давний разговор — о том, со сколькими она была по любви: «Я тебя до этого воспринимал как особенную! А ты…»

— Ты перестал спать со мной, потому что я не особенная?

Уже две недели отнекивается.

И страшно сказать про задержку месячных.

— Так чего ты ждешь? Купи тест.

— Ксень, я не буду делать аборт в тридцать три года.

— И не делай.

— Он же решит, что я нарочно.

Забавный такой финал. Просто исчезнуть. Неохота получить клеймо «Аннагуль-2». Но куда идти? А если дадут рабочую визу? Вернуться и покаяться? Есть еще вариант — с пузом в Новочебоксарск.

— Марин, не паникуй. Обещай, что купишь тест.

— Да уже купила…

Кинула его в пакет, в котором несла фрукты (надо хоть так одариваться). И «мамма» коробочку обнаружила, выгружая мандарины.

Тест отправился обратно в аптеку, с мсье Дель Анна. Потому что тесты — вещь ненадежная. Как раз завтра утром придет медсестра брать анализы у хозяина дома. Марина поднимется и сдаст кровь. Тут ошибки быть не может. И не надо спорить.

Упоминание про медсестру кольнуло Ксению. Она на днях ходила в местную больничку — в нянечки просилась. Отказали: чтобы за стариками судно выносить, она должна свободно французским, видите ли, владеть! А у самих персонала не хватает. Но, конечно, она, Ксеня, в шоколаде — по сравнению с Маринкой.

— Проходите, — мальчишка указывает на два кресла напротив стола из зеленоватого стекла. За окном капли дождя прыгают по воде канала Сен-Мартен.

Шли сюда с Денисом:

— Рассоришься с макаронником — будешь, как они, куковать, — Денис кивнул на палатки бомжей. Помолчал. — Да-а, чувство юмора у тебя отшибло.

Сегодня сдала кровь, надо ждать результатов.

Поль, выплывший из небытия, с удовольствием подкинул телефон знакомого адвоката. И вот — полупустой кабинет, совсем не похожий на логово мэтра Арфейера. Да и мэтром мальчишку не назовешь. Хочется по имени обратиться.

И все так легко. Состряпал несколько бумажек на компьютере, написал, что взаимных претензий нет.

— Сообщу, когда дату назначат. А насчет денег… Вы же от Поля? Если из рук в руки, я вам двести евро скину.

Счастье, счастье! Веронику переводят в Бордо! Да, посередине учебного года! Тамошней учительнице срочно надо в Нормандию переехать, все и организовалось. Квартира казенная. Карим грозил судом, да как он против Министерства образования попрет? Работа у Веро такая. Она девушка незамужняя, мобильная.