Карл, герцог - Александр Зорич

Карл простоял неподвижно около минуты. Потом он резко выхватил кинжал и крест-накрест перечеркнул его острием воздух перед собой.

Возвращаться было нельзя – так выйдет совсем плохо. Интересно, кто здесь всё-таки топал вслед за Ганевье? Впрочем, это не столь уж интересно. Лучше уж пусть останется тайной навсегда.

– Кто ты ни есть – дорогу герцогу Бургундии! – Карл не кричал, он произнес эту вопиющую глупость совсем негромко, но интонировал так, словно был собственным герольдмейстером.

Светляки на три шага впереди разом погасли. Спустя мгновение они зажглись, зато исчезли те, что были дальше. Потом появились и они, но вслед за ними растворилась во тьме следующая порция и так дальше – словно бы черное кольцо, обымающее изнутри подземный ход, отлетело от Карла прочь. Воздух вроде бы посвежел, ощущение невесть какой дряни исчезло.

Выходит, дело не в Льеже. Если так подумать, он готовил убийство короля каждым своим шагом в Перонне ещё задолго до известия о мятеже. Готовил так, что сам был уверен в своем неукоснительном следовании правилам игры. Мягкие условия мира – чтобы королю спалось крепче, дом Ганевье с этим вурдалачьим лазом – чтобы полегче до короля добраться, льежский мятеж – чтобы иметь в своих глазах веские оправдания. Мятежом попахивало с июня и было ведь совершенно очевидно, что Коммин и д’Эмбекур не управятся; герцог легко мог умиротворить горожан, послав по весне в Льеж человек пятьсот своей пехоты. Или вот сегодня – комедия с гонцом. Да стоило прозвучать словам «Льежцы, сир» – и он уже знал всё вплоть до вот этого шага, хлюп, и следующего шага, хлюп, и этих ступеней, и этой ниши справа, которую приметил ещё во время розысков сундучка Ганевье. Там, в двух кварталах от короля, он лгал самому себе, когда силился припомнить что там в Льеже своего, какие там сеточки и парча, а его тень была уже здесь, уже снимала компрометирующие мокрые сапоги, которыми так просто наследить, уже прятала их в нише, уже поднималась вверх по тесной винтовой лестнице.

– Кстати, а что Ганевье? – спросил Карл у своей тени. – Он ведь знает, что я знаю о потайном ходе. Он поймет, какие злоумышленники убили короля.

– Ты ведь клялся его казнить, если не сыщется краденое? Вот и ответ.

– А если сыщется?

– И если сыщется – тоже.

– А его семья?

Второй удар был сильнее первого. Массивные, смолистые капли хлестнули герцога по лицу, по груди, по босым ступням. «Да что же это такое, Господи?!» – герцог не испугался, он просто спросил.

Карл прошел сорок ступеней, но взмок так, словно взобрался на вершину башни Эйфеля. Вот плита, глухая лишь с виду. Четыре каменных розы в углах. Карл запомнил их расположение и погасил лампу.

О левой нижней – забыть, правую нижнюю – облобызать, левую верхнюю нежно обвести пальцем против часовой стрелки трижды, в средоточие лепестков правой верхней – подуть. Неожиданно громко Карлу отозвался ветер, взревевший в дымоходе где-то над головой. Ветер заглушил скрип-шорох, вместе с которым плита ушла в подпольный паз.

Где почивал Людовик последние три ночи, Карл осведомился ещё вчера у старшей дочери Ганевье – той, что музицировала. Но это герцогу требовалось лишь затем, чтобы туда не пойти. Карл был уверен, что после сегодняшнего кипежа осмотрительный Людовик обязательно переменит спальню – Его Величество очень не дурак, иначе недоброжелатели уже давно протоптали бы дорожку к королевской глотке. Но вот здесь король наверняка перемудрил, потому что иной пристойной опочивальни без окон (при малейшей опасности Людовик всегда выбирал спальни без окон), кроме той, где находился старый камин, в доме Ганевье не было. На этом и строился расчет Карла – напугать Людовика своим отказом от мира, неизвестностью, дополнительной охраной, чтобы он выбрал самую глухую нору. А именно ту, мазутная тьма которой сейчас затопила герцога с головой. Карл узнал это ощущение – комната была заполнена той же дрянью, первые капли которой стеганули его у подножия лестницы.

«Вот я и пришел», – заключил Карл, медленно-медленно складываясь вдвое и на полусогнутых выбираясь из камина. Его призрачной ловкости сейчас позавидовала бы и Накбюка.

Что он констатировал кроме очевидного?

Что не знает второго такого подлого, лихо закрученного, подозрительно ненадежного плана, который столь быстро подвел бы одного государя к устранению другого.

Что проявил удивительное благодушие, не узнав даже имени гонца из Льежа, не осведомившись у Ганевье, зачем, собственно, этот лаз понадобился его отцу, и не удосужившись расспросить Жануария, а почему, почему всё-таки нельзя было провести переговоры там, где штукатурка ухлопала кошку кюхенмейстера.

Что легко убивать мечом, тяжелее – приговором, а так, по-палачески, он не умертвил в своей жизни даже курицу, да и охотиться Карл не любил.

Что самый матерый, самый мрачный налим, любитель жирного ила и глухих омутов, в таком кромешном, конденсированном мраке умер бы от ипохондрии.

«Нет, не надо», – внятно сказал Людовик и завозился, переворачиваясь с боку на бок.

Карл замер. Это точно король и он… что, не один?

«Да пустое, пустое», – с усталым раздражением бросил Людовик и через минуту тягостно, печально застонал.

Карл прикинул, что до кровати Людовика четыре шага. Но ведь обязательно подвернется под ноги что-нибудь неуместное – столик, стул, книга, в изнеможении отброшенная на пол, или змея. Карл поймал себя на том, что последнее предположение всуперечь здравому смыслу показалось ему самым близким к истине.

«А, а, а, а».

"А" что? Людовик не стал уточнять.

Карл наконец сообразил, а точнее уговорил себя в том, что Людовик спит, причем спит один, а всё услышанное – лишь три унции королевского сна. Герцог собрался пойти на голос, когда Людовик вдруг отрывисто сказал «Хорошо, сейчас» и вслед за этим завозился пуще прежнего. По шорохам, поскрипываниям кровати, шелесту шелка о кожу, увенчавшимся глухим туп-туп, Карл, что твой VAX , экстраполировал кинематический образ короля: король сел на кровати, опустив ноги на ковер.

Проснулся, потому что…

…хочет отлить – 65%;

…замучил ночной кошмар – 30%;

…очень есть хочется – 4%;

…чует близкую смерть – 1%.

Сейчас король позвонит в звоночек, да?

Карла это не смущало. За его спиной был камин. Достаточно скользнуть в него и ступить на одну нарочито приподнявшуюся плиту пола, чтобы дверь с четырьмя розами совершила обратный ход и стала непреодолимой преградой на пути преследователей (до изобретения ньютоновской механики с законом сохранения было проще и ничто не мешало девяти центнерам гранита сновать вверх-вниз по воле пружин и противовесов).

Король в звоночек не позвонил.