Советские спецслужбы и Красная Армия. 1917-1921 - Сергей Войтиков

Испортились отношения Теодори и с его непосредственным начальником — заместителем Аралова Валентином Павуланом. Правда, 22 февраля Павулан и Теодори телеграфировали Аралову: «Между нами все вопросы улажены»[522]. Но обманывался на этот счет, вероятно, один Теодори.

В начале 1919 г. Теодори получил заказанную им же докладную записку своего однокурсника Ивана Дмитриевича Чинтулова Аралову. И на ее основании составил текст предписания Аралова Кедрову — с резким осуждением игнорирования Кедровым военных консультантов. Составленный Теодори текст Аралов подписать отказался[523]. Не зря он в запале написал Склянскому: я «не являюсь куклой в чьих-либо руках»…

И именно в такой момент Особый отдел ВЧК арестовал машинистку Валентину Троицкую. Основания для ее ареста были вескими. Большевик А. А. Антонов, направленный Лениным для анализа обстановки в Полевом штабе, докладывал 12 января 1919 г.: «В Полевом штабе служит некая аристократка по происхождению, кажется, родственница бывш. графа Витте — Троицкая. Она в большой дружбе с генштабистами, в то же время льнет к комиссарам, стараясь подействовать на них как женщина; в последнем качестве она чрезмерно доступна, вообще производит впечатление опустившейся, пьет и своих гостей угощает спиртом. Однако во время своих любовных похождений она проявляет большой интерес к политике и давно уже на сильнейшем подозрении и у политических работников, и контрразведки… Подруга Троицкой, тоже штабная сотрудница — [Нина Андреевна] Голубович — во время любовного свидания с одним комиссаром просила у него шифр. Улика несомненная…»[524] Следует заметить, что женский шпионаж в годы Гражданской войны процветал. Советские военные разведчики С. С. Турло и И. П. Залдат вспоминали: «В силу исторических условий Советское правительство было вынуждено работать вместе с бывшей буржуазией. Приходилось иметь в качестве военспецов в штабах и на командных должностях своих вчерашних врагов, выступавших против рабочих на баррикадах; приходилось их содержать в советских учреждениях в качестве специалистов, технических руководителей и исполнителей. Эти люди перешли на службу в силу сложившихся обстоятельств, чтобы получать жалованье и паек, а отчасти и для того, чтобы заняться хищением и брать взятки. Враги Сов[етской] России имеют постоянных людей, сочувствующих им до такой степени, что пойдут и на шпионаж. Все, что делается против большевиков, считается хорошим, в выборе средств не стесняются: против большевиков все средства хороши… Тогда (в годы Гражданской войны. — С. В.) шпионажем занимались все. Занимались и буржуазия, и интеллигенция, и офицерство и ученые. Занимались шпионажем офицеры Генштаба, и просто разные командиры. Доходило то того, что люди из «благородного общества», «хорошо воспитанные» родители в целях этой «священной миссии» благословляли своих детей 15–16 лет на разврат… Однажды поймали княжну шестнадцати лет, которая оказалась шпионкой. На допросе она гордо заявила, что «одних ответственных работников человек 20 имела». Таков был один из способов работы: женщине «иметь ответственного работника», чтобы получать от него сведения. Красивая, нежная девочка приходила к нему, очень веселая, и удовлетворяла некоторые его страсти. Он перед ней не стеснялся, а общался, как с интересной женщиной, даже не подозревая, что сделался невольно шпионом»[525].

Аресты в Полевом штабе продолжились. 20 января Теодори докладывал Аралову: арестованы сотрудники Полевого штаба сестры Добровольские, Федоров, произведен обыск у Лорченкова. Теодори, по сути, обвинял Аралова: «Все сделано по Вашей телеграмме. Ни Павулана, ни меня не предупредили. Между тем, именно я вам, возражая против назначения Троицкой и Голубович в Полевой штаб, передал опасения… о Троицкой. Весь характер и обстановку арестов, произведенных Кедровым, считаю недопустимым. Во всяком случае, как мне и не хотелось этого думать, но арест Добровольских производит на меня впечатление какого-то личного выпада, личной мести по моему адресу, ибо за их честность я ручался и ручаюсь»[526]. Теодори столкнулся с руководителем советской контрразведки Михаилом Кедровым еще летом 1918 г.

Аралов телеграфно передал для Кедрова, что он «сомневается в возможности фигурирования арестованных сестер Добровольских в качестве обвиняемых по данному делу и потому считает безусловно необходимым при отсутствии обличающих улик их освободить»[527].

9 февраля арестовали одного из немногих генштабистов дореволюционной академии, которого ценили выпускники ускоренных курсов — Владимира Ивановича Селивачева. В тот же день Кедров обещал Аралову, «если не будет новых данных, освободить его». 13 февраля, невзирая на ручательство Аралова, Рязанова, Павулана и 15 генштабистов ускоренного выпуска, Селивачева не освободили. По мнению Теодори, не освободил «вернее, Эйдук», а не Кедров. 13 февраля Теодори поехал к Кедрову «под давлением телеграммы, полученной от представителей всего выпуска с фронта с просьбой освободить Селивачева». Ссылаясь на коллективное давление однокурсников, он, в принципе в соответствии с военными нормами, от себя лично потребовал освобождения Селивачева. При этом все же нарушил субординацию: обращаться к Кедрову должен был Аралов.

Что произошло далее, Теодори описал в рапорте Аралову: «Кедров обещал, ввиду неполучения новых данных, к вечеру Селивачева освободить. В это время зашел Эйдук и в резком, недопустимом тоне заявил мне, что он поступит так, как знает. Селивачев невинен… Держат его только потому, что Эйдук помнит о моем отрицательном отношении к его работе в Вологде и несправедливо и вредно, ибо вносит раздражение среди работников выпуска 1917 года, уже 15 месяцев в подавляющем числе работающих даже идейно». В числе ходатайствующих за арестованного Селивачева из «выпуска 1917 года» — Теодори, начальник штаба Северного фронта Николай Николаевич Доможиров, начальник штаба Южного фронта Василий Федорович Тарасов, начальник штаба Армии Советской Латвии Парфений Матвеевич Майгур, начальник оперативного отдела Восточного фронта Иван Наумович Полозов, начальник оперативного отдела Западного фронта Барановский и другие ответственные сотрудники Полевого штаба и штабов фронтов и армий.

Теодори просил Аралова принять меры к «разумному использованию» Эйдуком его «неограниченных полномочий» и оградить «генштабистов 1917 года» от творимых чекистами «из-за „личных“ усмотрений и счетов» издевательств[528].

14 февраля Аралов почти по-товарищески посоветовал Теодори не вставать в позу по отношению к Особому отделу ВЧК и его руководству[529]. Но генштабист, будучи «самым жестким оппонентом чекистского ведомства, конкретно Дзержинского и будущего начальника Особого отдела при ВЧК М. Кедрова, в вопросе о стрительстве военной контрразведки, ее организационного вхождения в структуру управления либо органов госбезопасности»[530], на совет Аралова отреагировал резко: «Ваше пожелание надо направить в сторону тех, кто нас трогает»[531]. Для большевиков уже одной этой угрозы вполне хватало для ареста. Тем более что тридцатилетний военспец отличался независимостью, резкой прямотой и импульсивностью. А порой — неумеренной гордыней. Те, кто испытали эти его качества на себе, воспринимали их обычно как неуживчивость и бестактность, а то и просто грубость. 19 февраля он телеграфировал Семену Аралову: «Тамбовские кавалерийские курсы командного состава предложено перевести [в] Москву. Региструпр доводит до Вашего сведения, что этот олух, не допуская мысли, чтобы из плодородного, богатого конским составом района курсы переводились в голодную Москву, где фуража совершенно нет. Нецелесообразность перевода курсов бросается [в глаза] особенно тепер[ь], когда на Южном фронте успех и Тамбову никакой опасности не угрожает»[532]. Подобные факты в биографии Георгия Теодори не редкость.