Три родинки на левой щеке. Часть III. Перешеек - Таня Рысевич

Она прощалась. Она прощалась. Эта мысль вспыхивала с каждым шагом. Неумолимо, постоянно, как волны, находящие на берег. Она прощалась. Перед глазами была картина того, как Жинга хвалит Юну, и псица виляет хвостом, в восторге от такого внимания. Она прощалась. Когда гладила Юну по голове. Когда чмокнула её в нос. Прощалась. Прощалась.

А ему она этого не позволила. Он не смог даже попрощаться. Юна была для него всем. На самом деле он не понимал раньше, насколько. Ему казалось, что он знает после случая с Керлешем и намордником. Нет, не знал. Он начал понимать только теперь. Его без Юны просто не было, не было и всё. И он даже не смог с ней попрощаться. Жинга не дала. Не позволила ему этой привилегии. Сама попрощалась. А ему не разрешила.

И тут из глубины его существа, продираясь сквозь боль, робко выглянул тот Корон, который внимательно слушал учителей и запоминал всё, что происходило вокруг. Оказывается, он не умер. Просто спрятался на время. И сейчас он выглянул. Робко, осторожно, как одним глазом выглядывают через проталину в замёрзшем окошке.

А ты вошёл бы в то ущелье, если бы знал, чем это закончится?

Корон застонал. Это был дурацкий вопрос. И от него было больно. А что, так ли уж необходимо было туда входить? Почему? Свет клином сошёлся на этой тропе, ведущей между двумя скалами, некогда увенчанными конскими головами? Почему они вообще должны был туда идти?

Корон, слушающий учителей, трусливо спрятался. У него не было ответа. И снова вместе с шагами разум раз за разом захлёстывали одни и те же мысли.

Она знала. Она прощалась. Она не дала проститься ему.

* * *

Всё это дерьмо произошло так быстро, что он не успел ничего придумать. Как будто провалился пол в сортире. Больше всего Дона угнетало именно это. То, что обстоятельства были сильнее него.

Но на самом деле… На самом деле он был виноват во всём этом. Честно признать, он побоялся сказать об этом вслух. Струсил. Дон никогда не был похож на страхолюда. По крайней мере себе он всегда свободно мог признаться, что некоторыми его действиями руководит страх, пусть это случалось и нечасто. Но сейчас так и было. Он побоялся признаться, что виноват.

Потому что он должен был идти на разведку. Если бы он это сделал, он бы наверняка «прослушал» землю ногами и почувствовал там полости, в которых сидели люди. Но он не сходил. Поленился. Поленился⁈ Хотелось плюнуть себе в морду. Как можно было бросить это на самотёк⁈

Он доверился Наяне. Это было ошибкой. Не потому что она был плоха, нет. Просто опасность выходила за пределы её возможностей. Он просто не подумал об этом.

Не подумал. Поленился. Не успел отреагировать. Ровно все вещи, которые он стремился извести в себе под корень. Хотелось кричать. Как, как он умудрился сделать всё это в один день?

Дон резко остановился, на него сзади кто-то налетел, но он почти этого не заметил. Он же снова ошибается! Прямо здесь и сейчас. Каждую минуту начиная с того момента, как он проснулся. Он погружен в свои мысли и не наблюдает за окружающей его действительностью. И здесь сейчас каждый первый делает то же самое. К ним можно подойти на длину копья, и они этого не заметят.

Дон заозирался в поисках Арна. Из всех них разве что он мог сохранять остатки благоразумия. Но даже эльф выглядел погружённым внутрь себя. Кошмар! Дон потряс головой и похлопал себя по щекам. Кто-то же должен делать то, что нужно. Почти бегом он догнал идущих в голове отряда Ренара и Янеру. Эти двое выглядели получше прочих, но достаточно ли хорошо они понимают, куда идут? Дон искоса взглянул на них. Янера казалась такой же, как и всегда — спокойная, отстранённая, немного хмурая. Вот ведь маленькая железная леди! Впрочем, кому, как не убивцу спокойно переносить происходящие вокруг смерти? Ренар выглядел немного потрёпанным, но, возможно, дело было в ожогах. Дон кивнул и обогнал их.

Он пойдёт впереди. Он будет следить за дорогой и окрестностями. Он — Нейтральный маг. Его стихия — ощущения и восприятие. Кажется, так говорил Корон. Не стоит пренебрегать своей природой, особенно сейчас, когда она так нужна.

Рано или поздно всё будет хорошо. Дон в этом уже, увы, не раз убеждался. Сначала кажется, что мир рухнул. Но потом, постепенно, жизнь снова становится тем, чем можно наслаждаться. В неё снова вторгается интересное. И снова того, что приносит удовольствие, становися так много, что на всё это не хватает времени. Сейчас он в это не верил. Пришлось заключить пари с самим собой. Дон долго думал над условиями. Что ж, в тот день, когда он всем существом почувствует, что жизнь прекрасна, что в ней много удивительного и она стоит того, чтобы её прожить, невзирая на обстоятельства, он… Пожалуй, он обязательно сделает что-нибудь безумное. Что-нибудь такое, что приходило ему в голову, но над чем он никогда всерьёз не задумывался. Да, точно, именно так он и поступит. И уже дальше будет разбираться с последствиями. Очень бодрит, не правда ли?

* * *

Ренар сидел, уставившись куда-то в сторону моря. Вроде как делал вид, что следит за окрестностями. На самом деле никто и не собирался спрашивать его, чем он тут занимается. Хотя, вообще-то, он мог бы кому-нибудь помочь. Наверное.

Ужасно болела голова. Это была тупая, постоянная боль, та самая, которую труднее всего игнорировать. Боль сдавливала голову, то сильнее, то меньше, и отчего-то отдавалась в левый глаз. От света боль усиливалась до тошноты, а день, как назло, выдался ясный. Ренар прикрыл глаза. Это чуть-чуть помогло.

Кто-то сел рядом. Ренару не надо было открывать глаза, чтобы знать, кто. Он узнавал шаги Янеры, шуршание её одежды, даже, кажется, исходящий от неё запах.

— Ты не хочешь попросить помощи у Ависар? — с тревогой спросила она.

— Ренар покачал головой, но тут же понял, что это была плохая идея. Боль заколыхалась в голове, как мутная вода в каком-нибудь ведре.

— Зря, — Ренару показалось, будто это слово упало на землю.

Он промычал в ответ что-то утвердительное, нащупал её руку и сжал пальцы. Но её рука тут же исчезла и вместо неё появилась кружка.

— Пей, — приказала Янера.

Ренар не удержался от улыбки. Как он может отказать своей жене? Особенно когда она такая настойчивая. Улыбаться было немного неприятно — кожа на левой щеке