Белый фрегат - Наталия Осояну

Нет. Этот образ ее смущает: она уже не раз видела в своих грезах причудливое пространство, в котором можно плыть куда глаза глядят, хотя там и в помине нет ни воды, ни ветра. Получается, есть что-то другое? В этом она как-нибудь потом разберется. Сама. Для того чтобы объяснить , это никак не пригодится. Ну… ей так кажется.

– Он~ терпеливо ждет, хоть и сбит с толку.

Она пробует еще раз.

– одинокая башня посреди океана стойко держится против всех штормов и ни ветру ни волнам ее не одолеть башня простояла много веков и простоит целую вечность есть только если только если~

– в глубине у самого основания чешуйчатое чудовище которому нет равных подтачивает башню впивается пастью с зубами в три ряда медленно но верно грызет камень и однажды башня рухнет и тогда все изменится навсегда навсегда навсегда~

Снова не то! Она твердо уверена, что образ правильный, но видит, что ~он~ совершенно не разделяет этой уверенности – и ничего не понимает, совсем ничего. Морщится, трет лоб. У него начинает болеть голова. Но как же ей объяснить то, чего она сама толком не понимает, о чем ей нельзя говорить ни с ним, ни с кем-то еще? На то оно и . Чем-то похожее на место, куда целительница сбрасывает чужую боль и чужие воспоминания. Чем-то…

Она тянется к ~нему~ снова, и ~он~ отвечает тем же. Она принимает ~его~ в себя, становится ~им~, оставаясь собой, и ~они~ пытаются вместе подыскать ответ на вопрос, который терзает обоих. Как передать невыразимое? Как рассказать о том, про что нельзя говорить? Это похоже на бег по кругу, на попытку доплыть до горизонта или коснуться облаков рукой. Коснуться облаков. Ее охватывает странное волнение, как будто ответ совсем близко, надо лишь чуть-чуть напрячься, чтобы его отыскать и ухватить. Но нет, все снова расплывается, ~они~ часами блуждают в потемках, не в силах помочь друг другу, а потом распадаются надвое.

В конце концов у нее появляется идея. Как следует покопавшись в его воспоминаниях, она аккуратно творит новый образ, на этот раз прилагая усилия к тому, чтобы говорить на его языке. Она вытаскивает из далеких глубин лица тех, кого на этом свете нет вот уже четыре десятилетия, а потом создает комнату – темную комнату без окон, озаренную мерцающими свечами, с длинным столом, за которым сидят… они. Темноволосые и смуглые, худощавые и грациозные, похожие друг на друга и вместе с тем очень-очень разные.

– Высокий, статный и необычайно красивый магус, чей возраст угадывается по едва уловимым деталям внешности и поведения: спокойное лицо мраморной статуи, легкий намек на скорбную улыбку того, кто прожил долгую жизнь и видел многое, слишком многое. Видел такое, что хотел бы забыть.~

– Черты этого лица похожи, но так сиять могут лишь молодые глаза, и эта улыбка – совсем другая. Она жадная, ненасытная, она словно говорит: я видел так мало, неимоверно мало, подайте же мне весь мир на блюде, чтобы я смог его как следует рассмотреть и съесть, если захочу. В каждом его движении – сдержанная сила, в каждом слове – ум и проницательность. Он наслаждается каждым мгновением жизни и мыслью о том, что этих мгновений ему отпущено еще очень-очень много. Он… так думает.~

– Ему~ больно, и все же ~он~ терпит. Играет роль. В ее видении ~он~ сидит во главе стола и смотрит на остальных, смотрит на каждое любимое и родное лицо. Она слышит отголоски мыслей: ~он~ так долго не заглядывал в те дальние углы памяти, где хранились эти лица, что иные из них покрылись патиной и потускнели. ~Он~ не ожидал их увидеть такими – живыми и настоящими. Не знал, что она умеет оживлять давние воспоминания. Им овладевают странные чувства: смесь безграничной благодарности и легкой обиды из-за того, что она причиняет ему боль. На миг ~он~ забывает, с чего все началось и зачем понадобилось это болезненное погружение в океан воспоминаний.

Но она-то все помнит. А еще слегка злится из-за того, что ~он~ вынуждает ее так поступать, и даже испытывает что-то вроде радости – тайной радости, постыдной радости – из-за того, что ~он~ мучается.

– …сам этого хотел. Что уж теперь жаловаться.~

Это точно.

– Еще один магус – тоже взрослый, тоже красивый, очень похожий на того, первого, но, в отличие от него, не воин. Эти мечтательные глаза с большей охотой вглядывались в книги, чем в морской простор, этот беспокойный разум не знал единения с фрегатом, но эта причудливая душа никогда по такому поводу не печалилась. Ему хватало тех морей, что простирались на бумаге и в абстрактных просторах чистой философии. Как же странно – именно он сложил однажды песню, которую так хорошо приняли матросы зеленопарусного рыбокорабля. Мы там, где звездный свет…~

– Женщина с очень длинными темными волосами, которые струятся по плечам как река и собираются в море рядом со стулом, на котором она сидит. Море ширится и растет. На самом деле, конечно, они не были такими длинными, но этот образ быстро выходит из-под контроля, начиная жить своей жизнью. Это лицо, ах, лицо… Острые скулы, яркие зеленые глаза под изящными бровями вразлет, нос с легкой горбинкой и полные губы. Ее взгляд полон доброты и ласки, но ранит острей любого ножа.~

И еще много, много лиц. Все они сидят за длинным столом и смотрят на ~него~, словно ждут сигнала. Она медлит. То, что сейчас произойдет, причинит нешуточную, настоящую боль, и ее тайная радость исчезает без следа при мысли о том, что все всерьез. А если все старания напрасны? Если ~он~ все равно ничего не поймет? Получается, она мучает ~его~ впустую?..

Она заставляет видение слегка померкнуть, чтобы проверить ~его~ реакцию. Сперва ~он~ светлеет лицом, расправляет плечи, которые как-то незаметно успели ссутулиться, и переводит дух. Но спустя всего лишь мгновение опять мрачнеет и с грустной улыбкой качает головой:

– Нет. Продолжай, пожалуйста. Я хочу понять, чего ты этим добиваешься.~

Что ж…

– Перед каждым из сидящих за столом появляется чаша, а рядом – нож. Повинуясь ее приказу – а в этом видении все происходит именно так, ведь они на самом деле марионетки, созданные из воспоминаний, и действуют согласно ее воле, – каждый берет нож в правую руку, а левую подымает над чашей.~

– Он~ сжимает кулаки, но не просит ее остановиться.

– У них золотая кровь. Это странно – она почему-то хотела, чтобы кровь была черной. Разве это имеет значение – какого цвета кровь? Наверное, да. Она сосредоточивается, и струи жидкости, наполняющей чаши, темнеют, но так до конца и не становятся черными. В каждой чаше кружится маленький черно-золотой водокрут, и, поскольку она видит все чаши одновременно, он тоже…~

…вскакивает, бросается к борту, где ~его~ сотрясает рвота.

Она тянется – а потом скорбно замирает и сворачивается в три клубка, три пульсирующих средоточия разума. Ей хочется отгородиться от всего мира, но это невозможно. Из невообразимой глубины – море рядом с Росмером отнюдь не такое глубокое, но ей открыты места, куда не достал бы самый длинный в мире лот, просто обычно она предпочитает туда не заглядывать – за происходящим следит глаз. Тот самый ~Глаз~, что хладнокровно наблюдает за ней уже много лет, хотя она лишь недавно стала обращать на него внимание. Та самая сила, для которой у нее нет имени.