Алая Вуаль - Шелби Махёрин

отказавшись прикоснуться ко мне снова.

— Она вернется, — зловеще сказал он. — Соблазн вмешаться слишком велик.

Однако, несмотря на его уверенность, она не появилась. Ни тогда, ни сейчас.

— Мои раны останутся, пока я не выпью чего-нибудь покрепче абсента. — Михаль бросил взгляд через плечо. — Ты предлагаешь?

Тени под его глазами кажутся глубже после встречи с ней, плоскости лица острее. Более жесткими. Он выглядит… усталым.

— Нет, — говорю я. Потому что я не чувствую к нему сочувствия. Его сестра полностью и основательно отстранилась от него — и от меня, я думаю, мятежно, — но он все равно не заслуживает моего сочувствия. Даже если он не убийца, он определенно убийца, и я не совсем понимаю, к чему это приведет.

И почему он заставляет меня сидеть с ним.

— Почему Мила хотела исцелить Дмитрия? — Я тереблю ленточку на запястье, не желая больше смотреть на него. — Почему им нужно было найти Лу? — И именно в церкви?

Наконец Михаль поворачивается и, прислонившись к серванту, рассматривает меня. Я наблюдаю за тем, как он неторопливо потягивает абсент. Моя мать всегда называла его дьявольским напитком. Логично, что он ему нравится.

— Дмитрий страдает от жажды крови, — говорит он после еще одного долгого мгновения.

На этот раз я не дожидаюсь неловкого молчания.

— А что такое жажда крови?

— Уникальный вампирский недуг. Когда Димитрий питается, он теряет сознание. Многие вампиры забывают себя во время охоты, но вампир, пораженный жаждой крови, выходит за рамки этого — он ничего не помнит, ничего не чувствует и неизбежно убивает свою добычу ужасными и чудовищными способами. Если оставить его слишком надолго, он превратится в животное, как Янник. — Я не могу сдержаться — теперь я действительно смотрю на него. Под его скулами резко прорезаются тени, когда его взгляд снова опускается на бокал. Он пристально смотрит на изумрудную жидкость. — Обычно мы избавляемся от зараженных быстро и тихо. Вампиры с жаждой крови — помеха для всех. Они не смогут сохранить наш секрет.

— Но Димитрий — ваш кузен.

Жесткая, самоуничижительная улыбка искажает его черты.

— Димитрий — мой кузен.

— Вы любите его, — проницательно говорю я. — Вы вините его в смерти Милы, но вы все равно любите его, иначе он был бы уже мертв.

Михаль кривит губы, а мои руки сжимают ткань юбки, когда в пространство между нами вторгается другая, совсем нежеланная мысль. Любовь ослепила Михаля к сестре — он до сих пор не может понять, зачем кому-то желать ей зла, — но что, если она ослепила его и к Димитрию? Возможно, Михаль и не убивал свою сестру и остальных, но кто-то это сделал. Кто-то лишил крови эти тела и оставил их по всему Цезарину. Сколько времени Дмитрий и Мила пробыли в Цезарине, прежде чем она умерла? Неделю? Дольше?

Достаточно времени, чтобы питаться людьми, Белой Дамой, Алой Дамой, мелузином и луп-гару?

Под черным взглядом Михаля я не решаюсь высказать свое подозрение — не после Милы, — но оно есть, усиливаясь с каждым тиком его девичьих часов.

У Димитрия жажда крови.

Дмитрий был последним, кто был с Милой перед ее смертью.

Хотя Мила утверждает, что вампиры питаются другими вампирами только в строго несемейных ситуациях — что бы это ни значило, — мог ли Димитрий знать, кого он съел в порыве жажды крови? Сам Михаль только что сказал, что вампиры, страдающие этим недугом, часто теряют сознание, так что вполне логично, что он этого не сделает.

Дмитрий — наркоман. Зловещие слова Михаля доносятся до меня леденящим душу шепотом. С тех пор как он познакомился с тобой вчера, он не думает ни о чем, кроме твоей крови. Это прекрасное горло стало его навязчивой идеей.

Вскоре к ним присоединяется голос Милы. В центре всего этого — фигура. Мужчина.

Горе окутывает его лицо.

Ему нужна твоя кровь, Селия.

Дрожь пробегает по позвоночнику, и я застываю в кресле, стискивая руки в юбке. Димитрий знает, что я Невеста? Но… нет. Михаль не знал, пока Мила не сказала ему об этом, и он, конечно, не собирается делиться этой информацией со своим отчужденным кузеном в ближайшее время. Я немного расслабляюсь и тихо выдыхаю. Пока что мой секрет в безопасности.

— А что ты знаешь о любви, Селия Трамбле? — мягко спрашивает Михаль. Я вздрагиваю от этого вопроса, возвращаясь в комнату с неприятной дрожью. Когда Михаль говорит таким голосом, ничего хорошего не происходит. Действительно, в его глазах появляется холодный, расчетливый блеск, и без предупреждения он направляется к своему столу. Когда он с решительным звоном ставит на него свой пустой стаканчик, я слегка отшатываюсь в кресле. — Люди всегда говорят так, будто они эксперты в этом вопросе, но, по моему опыту, ничто так не переменчиво, как человеческое сердце. — Одним движением он открывает верхний ящик, нажимает на что-то внутри и вынимает…

Мое сердце падает на пол.

Он достает мое обручальное кольцо.

Оно сверкает между нами в свете камина, как тысяча крошечных солнц, яркое, чистое и вечное, и у меня перехватывает горло при одном только взгляде на него. Жан. Щеки вспыхивают, я вскакиваю на ноги, чтобы схватить его, но, конечно, Михаль оказывается быстрее. Кольцо оказывается там и исчезает, прежде чем я успеваю сделать хоть шаг.

— Докажите, что я не прав, мадемуазель, — говорит он, поднимая кольцо в воздух между нами. — Скажи мне, почему ты его не носила, и я с радостью верну его тебе.

Давление жжет мне глаза, но я отказываюсь плакать в присутствии этого жалкого человека. Ему не нужно знать, что я не думала о Жан-Люке, по-настоящему не думала, с тех пор как приехала сюда. Он не должен знать о нашей стычке в библиотеке, о неудачах Жана как партнера, о моих собственных ужасных неудачах как партнера. Ему не нужно знать, что я не надела кольцо, потому что я… потому что…

Я даже не могу подобрать слова.

— Я не знаю, — огрызаюсь я, скрещивая руки на груди. — Почему вас так сильно волнует любой вариант? Вы уже дважды упоминаете о моей помолвке. Неужели вам нечем заняться, кроме как лезть в отношения двух людей, которых вы даже не знаете? Разве вы не король всех вампиров?

Жестокий блеск в глазах Михаля исчезает от того, что он видит в моем выражении, и через мгновение он качает головой в отвращении. Возможно, ко мне. Возможно, к самому себе. И я ненавижу его — ненавижу, потому что часть меня ненавидит и себя.

Когда в следующую секунду он бросает