Вольная русская литература - Юрий Владимирович Мальцев

тайне лежат сейчас замечательные произведения, которые когда-нибудь будут считаться шедеврами нашего времени, как лежали сокрытые десятилетиями романы Михаила Булгакова и Андрея Платонова, которыми сейчас все восхищаются.

Самиздат – это не организация, как думают некоторые на Западе, это стихийный спонтанный процесс. Есть множество маленьких тайных групп, кружков в разных городах, никак не связанных меж собой и часто ничего не знающих друг о друге и имеющих свой собственный маленький самиздат. И есть много писателей-одиночек, не связанных ни с какими кружками и группами, ни с какими тайными каналами распространения самиздата, а пишущих «в стол». Но всё вместе это – подлинная духовная жизнь сегодняшней России, подспудно бурлящая под тонкой омертвевшей коркой официальной культуры. Разорвать этот поверхностный мертвый нарост и явить миру подлинное лицо России стремятся сегодня те, кому дорога истина, и если нашей книге хоть в малейшей мере удалось способствовать этим попыткам, то работа не была напрасной.

Репортаж из сумасшедшего дома

Публикуется по: Нью-Йорк: Издание Нового журнала. 1974.

Повестка

Офицеру запаса Мальцеву Ю. В. явиться 17-го октября 1969 г. к 94. утра в райвоенкомат по адресу ул. Островского д. 31, в комнату № 3, имея при себе паспорт и военный билет.

Когда я обнаружил эту серенькую открытку в своем почтовом ящике, я не мог даже вообразить, что меня ждет там, в военкомате, в этот день 17-го октября. Утром по дороге в военкомат я беспечно строил планы на этот день, предполагая часов в десять быть уже свободным после какой-нибудь очередной пустяковой формальности.

В военкомате майор, начальник третьей части, дал мне «медицинскую карту», в которой было написано, что офицер запаса Мальцев Ю.В. направляется на медкомиссию для установления годности к военной службе в целях воинского учета, и сказал мне, чтобы я поехал на Люсиновскую улицу, где заседает медицинская комиссия.

– Там будет военком, вы пройдите прямо к нему, чтобы не сидеть в очереди с призывниками. Скажите, что вы офицер.

Я так и сделал. Полковник, военком, видимо, знал о том, что я должен прийти. Когда я назвал свою фамилию, он попросил меня посидеть в коридоре и немножко подождать. Чего именно я должен был ждать, я не понял, но подчинился. Вокруг толпились юноши, призывники, проходившие медкомиссию.

Минут через двадцать с улицы вошли высокая женщина средних лет и молодой человек с очень характерной внешностью – я достаточно видел таких среди дружинников, оперативников, комсомольских активистов и т. п. Я узнаю их с одного взгляда. Затрудняюсь определить словами, в чем состоит эта характерность. Пожалуй, в ясно читаемом на их лицах отсутствии какой бы то ни было внутренней жизни, самостоятельного содержания – это серийные люди-автоматы. По тому как оба они – женщина и молодой человек – окинули меня взглядом, проходя мимо, я понял, что они приехали специально по моему делу.

Через несколько минут – время как раз достаточное для того, чтобы снять пальто и надеть халаты – меня пригласили в кабинет невропатолога. Женщина и молодой человек, оба в белых халатах, сидели за столом.

– Садитесь, пожалуйста, – сказала женщина и указала на стул, который стоял перед столом и был почему-то привязан к нему за ножку веревкой. – Вы подавали заявление о выезде за границу?

– Какое это имеет отношение к моему здоровью? – спросил я.

Такого контрвопроса она не ожидала и опешила, не находя, что сказать.

– Ведь вы врач, не так ли? Почему же я должен отвечать вам на такой вопрос? – сказал я.

– Потому что психиатра должно интересовать всё, что касается вашей жизни, – ответила она. – Вы обращались когда-нибудь раньше к психиатру?

– Нет.

– Вы служили в армии?

– Нет, не служил. Я проходил военную подготовку будучи студентом Университета.

– Скажите, как вы себя чувствуете, какое у вас настроение? Плохое, да?

– Нет, я бы не сказал, что плохое. Настроение у меня сейчас спокойное и ровное.

– Почему же вы хотели уехать за границу? Подумайте только, вам уже тридцать семь лет, а вы еще до сих пор не женаты! Вам тридцать семь лет, а у вас ни кола, ни двора своего. У вас высшее образование, а вы работаете почтальоном на телеграфе. Ну представьте себе, вот я, врач, вдруг пошла бы работать санитаркой, на что это было бы похоже?

– А если бы вас не принимали на работу врачом, что бы вы тогда делали? – спросил я.

– Вы считаете, что вас уволили с вашей работы за то, что вы написали заявление?

– Да, я так считаю.

Она промолчала.

– Ну, а как у вас настроение сейчас, поганое, не так ли? – снова спросила она. Ей непременно хотелось, чтобы я сказал, что у меня плохое настроение. Я, разумеется, этого не сказал.

– Вы совершенно неприспособленный к жизни человек, – продолжала она, – а еще хотели уехать за границу. Если вы здесь устроиться не можете, там бы вы вообще погибли. Вы знаете, что такое капиталистическая действительность! Вы бы там не смогли жить.

– Очень может быть. Но чтобы сравнивать, нужно иметь возможность попробовать. А раз такой возможности у меня нет, нечего об этом и говорить.

– Как это так, бросить свою страну и уехать?! Вы понимаете, что это ненормально? Вы ненормальный человек.

– По-вашему, всякий, кто уезжает из своей страны ненормален? В таком случае вам придется признать ненормальным, например, Ленина. Ведь он уехал из России.

Она промолчала.

– Расскажите мне о своих взглядах.

– Говорить с вами об этом я считаю бессмысленным, – сказал я.

– Что вас привлекает за границей?

– Хотя бы уже одно то, что там человек может ехать куда ему угодно, и его за это не вызывают на допрос к психиатру.

Я посмотрел на нее с нескрываемой ненавистью. Она долго молча наблюдала за мной, потом сказала:

– Идите, и подождите там.

Я вышел и снова стал ждать в коридоре. Теперь мне было всё ясно. Всего лишь несколько недель назад меня вызывали на допрос в КГБ, где я отказался дать показания об «Инициативной группе по защите прав человека в СССР», членом которой я был и репрессии против которой начались сразу же после опубликования на Западе обращения в ООН. Заявление же о выезде из СССР я подал еще в 1964 году, долгое время власти пытались его просто игнорировать, когда же я стал заявлять о своем праве уехать всё громче и настойчивее, они меня начали преследовать как тунеядца, так как я не состоял на штатной государственной службе, а жил литературным трудом (делал переводы, писал небольшие рецензии и т. п., большего мне