Потом и кровью - Андрей Посняков

Иван Васильевич, конечно, не верил никому, в том числе и своему бывшему протеже, а уж тем более – его ушлой женушке Старицкой Машке, которая змеища еще та! Не верил, однако же понимал, что главная проблема для объединенного государства Ливонии и Речи Посполитой вовсе не обескровленная войной и опричниками Россия, а сильная и агрессивная Швеция, и в еще большей степени – турки.

Вот против турок-то Магнус и предложил выступить вместе, прозрачно намекая на вступление в войну австрийского кесаря Максимилиана. Иван не на шутку задумался: уж больно хотелось раз и навсегда покончить с разорительными набегами крымцев. За тамошними татарами стояла могущественная Турция – пока еще слишком могущественная, чтобы…

Однако ежели натравить на турок их давнего врага иранского шаха, да еще подкинуть средств гайдукам плюс подтянуть Венецию… Неплохая войнушка могла получиться! Турок не только разбить, но еще и пограбить, да лишние землицы к рукам прибрать… Впрочем, можно и не прибирать: своей землицы на юге достаточно, землицы плодороднейшей, богатой – без татарских набегов хозяйство там вмиг расцветет. Да еще о Сибири забывать не надобно: «мягкое золото» – пушнина… Много всего на Руси – Бог даст, подкопить силы, а там и посмотреть, нужен ли вообще Магнус, и не пора ли Речь Посполитую нагнуть.

Ну, а пока – что ж…

– Не понял меня воевода князь Мстиславский, – притворного вздыхая, Иван Васильевич покачал головой. – Я ж ему указал – Машеньку, племянницу свою, в гости пригласить вежливо… как вот и тебя, Арцымагнус. Просто позвать – авось не откажется. Князь, дуролом, борода многогрешная, чуть не силком Машу в Москву привез! Да мне вовремя не доложил, змей, а сказал обо всем Умному-Колычеву, боярину – был у меня такой человечишко. Тот и велел Машеньку – пока суд да дело – под замок посадить. Язм об том ни сном ни духом не ведал, поскольку не на Москве был, а в слободе Александровской. А как про Машу узнал, так сразу указал строго-настрого – ослобонить… Ослобонил бы, да принял бы с честию! Токмо вот людишки мои не успели. Ничего, сыне мой Арцымагнус, всех виноватых накажу строго. Мстиславского – на кол, прямо сейчас, ну а Умного-Колычева – как поймаем. Он ведь, гадина, в бега подался.

Выслушав весь этот бред с самым безмятежным видом, король рассеянно покивал и попросил не сажать Мстиславского на кол, повременить.

– Война ведь у нас намечается, великий государь, а князь Мстиславский – воевода изрядный. Пригодится еще. Чего людишками зря разбрасываться?

– Э-э-э, Арцымагнус! – царь искренне расхохотался. – Ты людишек-то не считай, чай, бабы-то еще рожать не разучились! А Мстиславского, уж ладно, попридержу, коль ты за него просишь.

Иван Васильевич выглядел несколько усталым, но о-очень довольным, видать, брачная ночь удалась на славу – в чем Арцыбашев нисколько не сомневался. Виагра она и в Африке виагра! Ну, и Маше Долгорукой, похоже, с успехом удалось сыграть роль скромняшки-девственницы. Умная девочка, да уж не дура.

За спиной Иоанна, за троном, вдруг зашуршали портьеры.

– Можно ли войти, великий государь?

Исхудавшее, с ввалившимися желтыми щеками, лицо царя вдруг озарилось улыбкой столь искренней и счастливой, что высокий гость не поверил глазам своим.

– А вот и жена моя… Входи, входи, Марьюшка!

Ну, княжна-а-а-а… Околдовала деспота! Опутала сетями любви! Да до такой степени, что вот так вот, запросто, ворвалась во время приватной беседы, и государь ее не только не прогнал, но даже разрешил сесть рядом с собой на трон, едва ль не на колени! Дело поистине неслыханное.

– Здравствуйте, Мария, – поднявшись, Магнус вежливо поклонился. – Искренне рад видеть вас столь красивой и благоухающей.

– Ох, и блудливы же вы, немцы, на язык, – обняв юную супругу за талию, расхохотался Иван. – Ну, что – вроде обо всем договорились. Так что приходи с женою своей, Машей, на обед. Скоморохов позовем, посидим, песен веселых послушаем.

Долгорукая опустила очи долу:

– Ой, батюшка-государь, скоморохи – они ведь такие охальники. Льзя ли их во палаты царские приглашать?

– Ах ты, моя скромница, – умилился царь. – Ничего, авось похабных песен-то не споют – царя постесняются.

Негромко постучав, в приемную заглянул дюжий молодец в кафтане из серебристой парчи и со сверкающим бердышем на плече – рында:

– Осмелюсь доложить, ваша царская милость, думный дьяк Андрей Щелкалов к вам со срочным делом.

– Ондрюша? Ну, пусть войдет, раз с делом. Сиди, сиди, Магнус – у меня от тебя секретов нынче нет!

Иоанн так махнул рукой, так улыбнулся, показывая свою широкую душу, что Арцыбашеву даже стало как-то неловко – ну, хватит уже притворяться-то!

Долгорукая, кстати, тоже не покинула горницу, просто пересела на лавку… скромница, мать ити!

Вошедший – поджарый седой мужичок, канцлер, как его называл Магнус – низко поклонился царю, а затем – и царице, и высокому гостю.

– Ну, почто пришел, Ондрей Яковлевич? Молви.

– Боюсь, могу ли…

– Так ты о чем хотел-то? – Иван Васильевич приподнял левую бровь.

– Брат мой, Василий, разбойного приказу дьяк, доложил… – Щелкалов красноречиво посмотрел на Магнуса. – О разбойнике, что сына вашего…

– Говори! – Иоанн так сверкнул глазами, что дьяк попятился. – Говори, никого не стесняясь – свои здесь все.

– Приказные людишки опознали того самого вора, что аптекаря… О котором подозрение есть! Сказался купцом-литвином, остановился в Чертолье, на постоялом дворе. Того двора хозяин и доложил в приказ.

– Ну, так схватить да пытать! – сурово приказал царь. – Чего ждать-то? Не он так не он, а уж коли о-он…

Дьяк покусал губу:

– Сбег он, великий государь. Не успели приказные.

– Та-а-ак…

– Одначе один целовальник с Чертолья поведал, мол, выспрашивал немец о короле Арцымагнусе. И про Александровскую слободу выспрашивал – как добраться и с кем.

– Та-ак… – посмотрев на гостя, снова протянул Иван. – Та-ак…

– Это опытный и хладнокровный убийца, – Магнус вскинул глаза. – И явился он – за мной.

– Если он немец, – недоверчиво прищурился царь, – так не легче ль ему достать тебя в Ливонии?

– Он пытался уже. Не смог. Наверное, думает, что в Московии – легче. Или просто спешит.

– В Москве и впрямь легче, – неожиданно подала голос царица. – У вас ведь, ваше величество, и охраны-то почти никакой нет. И по улицам вы ходите запросто – как обычный человек.

– Охрану я дам, – Иван Васильевич перевел взгляд на дьяка. – Приказные, говоришь, опознали?

– По приметам, великий государь. Грамотцы-то при каждых воротах лежат.

– А кто бы точно смог опознать?

– С чьих слов грамоты и составляли. Соседи того аптекаря, немца.