Аня из Зеленых Мезонинов - Люси Мод Монтгомери

— Ах, Аня, я знаю, что мне и в самом деле было бы хорошо, если бы ты осталась здесь. Но я не могу позволить тебе принести такую жертву ради меня. Это было бы ужасно!

— Глупости! — Аня весело засмеялась. — Здесь нет никакой жертвы. Ничего не может быть хуже, чем отказаться от Зеленых Мезонинов… ничто не могло бы быть для меня тяжелее. Мы должны сохранить наш дорогой старый дом. Мое решение окончательное, Марилла. Я не поеду в Редмонд, останусь здесь и буду учить детей в школе. И ничуточки обо мне не горюйте!

— Но твои надежды и стремления…

— У меня их не меньше, чем прежде. Только я изменила цель моих стремлений. Я собираюсь стать хорошей учительницей… и хочу сохранить вам зрение. Кроме того, я намерена учиться дома и пройти университетский курс самостоятельно. Ах, у меня десятки планов, Марилла! Я думала над ними целую неделю. Я отдам жизни здесь все, что есть во мне лучшего, и верю, что получу от нее взамен то, что есть лучшего в ней. Когда я покидала семинарию, будущее, казалось, лежало передо мной как прямая дорога. Я думала, что вижу на много миль вперед. Но вот на ней поворот. Я не знаю, что там за поворотом, но верю, что самое лучшее. В самом этом повороте есть свое очарование, Марилла. Интересно, какая дорога за ним… какая там зелень, и мягкий переменчивый свет, и тени… какие новые пейзажи, новые красоты… какие холмы и долины…

— Мне кажется, мой долг — не позволить тебе отказаться от нее, — сказала Марилла, имея в виду стипендию.

— Но вы не можете мне помешать. Мне шестнадцать с половиной, и я "упряма как осел"; так сказала мне однажды миссис Линд, — засмеялась Аня. — Ах, Марилла, не нужно меня жалеть. Я не люблю, когда меня жалеют, да и нет в том нужды. Я всем сердцем рада самой мысли остаться в Зеленых Мезонинах. Никто не смог бы полюбить их так, как вы и я… так что мы должны здесь остаться.

— Ты приносишь мне счастье, моя девочка! — сказала Марилла, уже не возражая. — Я чувствую, что ты вливаешь в меня новую жизнь. Знаю, что должна бы сопротивляться и заставлять тебя ехать в университет… но я чувствую, что не могу, так что не буду и пытаться. Ты поступишь, как сама захочешь, Аня.

Когда по Авонлее прошел слух, что Аня Ширли не поедет учиться в Редмондский университет и намерена остаться дома, чтобы работать учительницей, много было об этом споров и разговоров. Большинство добрых людей, не зная ничего о том, что грозило Марилле, думали, что Аня поступает глупо. Но миссис Аллан считала иначе. Она выразила это в словах одобрения, вызвавших у Ани слезы радости. Не осуждала ее и миссис Линд. Однажды вечером она зашла в Зеленые Мезонины и застала Аню и Мариллу сидящими у парадной двери дома в тихих, теплых, благоуханных летних сумерках. Они любили сидеть здесь в опускающемся полумраке, когда по саду летали белые мотыльки, а запах мяты наполнял росистый воздух.

Миссис Рейчел разместила свою солидную особу на каменной скамье возле двери, у которой росли высокие розовые и желтые штокрозы, и после долгого вздоха усталости и облегчения заговорила:

— Рада присесть, скажу я вам. Целый день на ногах, а двести фунтов — изрядный груз для двух ног; попробуй потаскай! Это истинное благословение — не быть толстой, Марилла. Я надеюсь, ты это ценишь, Ну, Аня, я слышала, ты отказалась от намерения пойти в университет. Я ужасно обрадовалась, когда услышала. Ты и так уже получила образование, достаточное для женщины. Я нелестного мнения о девушках, которые ходят в колледж вместе с мужчинами и забивают себе голову латынью, греческим и всякой чепухой.

— Но я все равно собираюсь учить дома и латынь, и греческий, миссис Линд, — сказала Аня, смеясь. — Я намерена пройти курс университета здесь, в Зеленых Мезонинах, и учить все, чему меня учили бы там.

Миссис Линд воздела руки в праведном ужасе:

— Аня, да ты себя убьешь!

— Ничуть. Мне это принесет только пользу. О, я не собираюсь переутомляться. Но у меня будет масса свободного времени в долгие зимние вечера, а склонности к шитью и вышиванию у меня нет. И я собираюсь занять должность учительницы в Кармоди, вы, наверное, слышали?

— Нет, не слышала. Мне говорили, что ты будешь преподавать здесь, в Авонлее. Попечительский совет решил доверить тебе нашу школу.

— Миссис Линд! — воскликнула Аня в удивлении, вскакивая с места. — Как это? Я думала, что они обещали это место Гилберту Блайту!

— Да, так оно и было. Но, как только Гилберт услышал, что ты тоже обратилась с заявлением, он пошел к ним — у них было заседание в школе вчера вечером — и сказал, что отказывается от должности в твою пользу. Сам он переходит в школу в Уайт Сендс. Конечно, он отказался от этого места, только чтобы сделать тебе одолжение, потому что несомненно догадывался, как ты хотела бы остаться с Мариллой. И должна сказать, он показал себя очень благородным и чутким, вот что. С его стороны это даже и самопожертвование, потому что ему придется снимать комнату в Уайт Сендс, а все знают, что он хочет скопить денег на учебу в университете… Так что попечители решили взять тебя. Я была до смерти рада, когда Томас вернулся вчера домой и мне об этом сказал.

— Мне кажется, я не должна соглашаться, — пробормотала Аня. — То есть… я думаю, что не должна позволять Гилберту приносить жертву ради… ради меня.

— Ну, думаю, ты ему не можешь помешать. Он уже подписал договор со школой в Уайт Сендс. Так что ему ты не окажешь никакой услуги, если откажешься. Ты, разумеется, должна принять это место. И ты отлично справишься, потому что там теперь не учится никто из Паев. Джози была последней. Ну и фрукт она была, скажу я вам! В авонлейской школе последние двадцать лет всегда учились один или несколько детей Паев, и я полагаю, их жизненным предназначением было научить школьных учителей терпению… Господи помилуй! Да что же это там так мигает у Барри в мезонине!

— Это Диана подает мне сигнал, чтобы я пришла, — засмеялась Аня. — Мы сохранили наши прежние обычаи. Прошу прощения, я сбегаю и узнаю, что случилось.

Аня стрелой понеслась по поросшему клевером склону и исчезла в тени елей Леса Призраков. Миссис Линд снисходительно взглянула ей вслед.

— Как в ней еще много от ребенка в некоторых отношениях.

— В ней гораздо больше от женщины в других отношениях, — возразила Марилла, к которой на мгновение вернулась ее прежняя суровость.

Но суровость больше не была характерной чертой Мариллы. Как сказала в тот вечер своему Томасу миссис Линд:

— Марилла Касберт стала мягче. Вот что я скажу.

Вечером следующего дня Аня пошла на маленькое авонлейское кладбище, чтобы положить свежие цветы на могилу Мэтью и полить кустик шотландской розы. Она задержалась там до сумерек; ей нравились мир и покой этого тихого места, шелест тополей, похожий на дружескую речь, и шепот трав, растущих между могилами. Когда она наконец покинула кладбище и пошла вниз по длинному склону холма, спускавшемуся в сторону Озера Сверкающих Вод, солнце уже село, и вся Авонлея лежала перед ней в призрачном полусвете. Легкий ветерок, прилетевший с пахнущих медом клеверных лугов, наполнил воздух чудной свежестью. Тут и там между деревьями уже начинали зажигаться огоньки домов. Вдали лежало море, туманное и лиловое, слышался его ровный непрестанный ропот. Небо на западе светилось великолепными мягкими переливами красок, а пруд отражал их в еще более мягких оттенках. Вся эта красота вызвала трепет в Анином сердце, и она с благодарностью открыла свою душу ей навстречу.