Дивизия особого назначения. Освободительный поход - Фарход Хабибов

Арсений, опять не спеша и смакуя, пьет немного остывший чай.

– Слышь, а что вы такие нетерпеливые и такие психованные, а? Когда мы дрались против полчищ чехословаков, семеновцев Гришки-бандита, японцев да Колчака, был у нас один морячок. Тоже психованный, из анархистов, лез из-за каждой мелочи в бутылку. Так и погиб, захотелось ему японского майора пленить, ушел ночью, никому не сказав. Потом нашли мы его труп, исполосовали парня шашками, скорее всего, белоказаки Семенова, да звезды на плечах, груди и лбу вырезали. Потому не будьте торопыгами и не психуйте, как тот тихоокеанский братишка.

Выкатили из перелеска «кукурузники», меня посадили на место стрелка в один самолет, старика Тарасюка во второй. Ребят привязали на колеса, ну и полетели мы, раненых и еще двоих, чтобы за ними присматривали, посадили в брюхо немецкого ероплана, остальные ушли. Их где-то Онищук ждал, мы полетели, а эти своим ходом придут, ну, или приедут, но ночью, днем, сами понимаете, не до езды. Все. Вот теперь ругайтесь, зарыл бы я вас на рассвете.

– А чего тебя, старого греховодника, ругать? Горбатого могила исправит, дорогой наш Арсений Никанорович, второй раз выручили, в третий можем не успеть. Потому впредь ты останешься с нами, отсюда свои интриги плести будешь. Мало того, я тебе охрану выделю. Капитан, ты не против?

– Нет, конечно, слишком необходим нам товарищ Ильиных, чтобы мы могли его шкурой рисковать, хватит. Есть у меня один человечек, красноармеец Перепелкин, вот и будет охраной этому дяденьке.

– Да вы, вообще, на мой взгляд, порог попутали, солдатушки. Это кто вы такие, чтобы меня, Арсения Ильиных, тут взаперти держать? Да меня Лазо взаперти держать не мог.

– Арсений Никанорович, а как же ваши слова о командире, о том, что командир командовать должен, а не бегать в первых рядах? – подначиваю секретаря обкома, причем первого секретаря.

– Согласен, поддел ты меня, Виталик, и поддел серьезно. Хорошо, останусь я с вами и на охрану согласен, видал я до революции атамана отдела, у него тоже охрана была, четыре чернявых горца. И все с кинжалами, такие на вид кровожадные. Когда мы его в восемнадцатом казнили, эти горцы красными партизанами стали, у Каландаришвили воевали. Потом вроде, после Гражданской, они уехали к себе, на Кавказ, а один так и остался под Омском… навечно.

– А от наших ребят ничего не слышно? Ну, тех, что окруженцам оружие повезли, и тех, кто учебку организовывает? – интересуюсь я.

– Про обоз с оружием пока ничего не слышно, это даже хорошо, значит, немцам не попались. Смолосидов уже на месте, и парни приступили к учебе, да и новобранцы подтянулись в количестве полуторы тысячи человек. Остальные пока идут, сами понимаете, режим секретности. Я пустил слух среди своих, что красные командиры уводят призывников и добровольцев на восток, к нашим.

– Все понятно, Никанорыч, время позднее, пора спать, я тебя у себя в особом отделе уложу спать и сказку расскажу про старого большевика, который так и норовит в приключения попасть.

И Ильиных с Елисеевым ушли, правда, шли, видимо, медленно, ибо долго еще слышно было их бормотание, а Маша не пришла, и лег я спать. Спокойной ночи мне, непутевому.

1 августа 1941 года, где-то в Белоруссии

(в 200–300 км от госграницы СССР).

Проснулся, а рядом никого, нет Маши, а я так привык к теплу ее тела… Ладно, пора вставать, быстро разминаюсь и, умывшись, бегу на завтрак.

В столовой уже сидит вся честная компания, сажусь между крылатым Кравцовым и «рожденным ползать» (ну, танкистом) Астафьевым.

– Приятного аппетита, товарищи!

– И вам того же, – хором отвечают мне.

Разговор идет о дальнейших планах, и почему-то первую скрипку юзает Хельмут:

– Товарищчи, я бы предложил расширить наш лебенсраум, на западе отодвинуть территорию нацистов до линии Шушино – Харцызы – Линевичи – Лентулы. Там у противника всего три взвода в трех деревнях и до роты орднунгполицай. Все это мы можем разбить за день, зато прибавим территории в нашу партизанен республику.

– Что, только в сторону запада (Польши) расширяться будем? – интересуется Иванов-Затейник.

– На востоке тоже можно отодвинуть противника до линии Миус – Раньки – Пшежув – Тараньки. Там тоже больших сил у неприятеля нет, всего до роты тыловиков, склад трофеев, с двумя взводами охраны и до роты наших полицаев, то есть не наших, но из бывших наших сограждан. Думаю, батальона при поддержке минометов, двух пушек и броневиков хватит, – умничает Онищук (Петр).

– Но немцы могут быстро подкинуть подкрепления из Ганцевичей, а там у них не менее полка застряло, сами же им железную дорогу расколошматили, к чертям собачьим, – парирует Астафьев.

– И что бы вы, товарищ Астафьев, предложили бы в данной ситуации? – вмешиваюсь в спор я.

– Ну, я бы подтянул сразу полк товарища Иванова, да с танками, ну как товарищ Онищук говорит, силами батальона выбил бы немцев и, спокойно устроив засаду всем полком, ждал бы немецких подкреплений. – Взгляд Астафьева уткнулся в Хельмута. – Ой простите, товарищи, ждали бы мы фашистских подкреплений, хотел я сказать.

– Ну, разобьем мы фашистский полк, а что потом?

– Как что? Взрываем мосты в Раньках и Пжешуве, минируем брод, что у Миуса, и все, противник не сможет переправиться через реку. В критических местах устанавливаем орудия и танки и, чуть что, расстреливаем из артиллерии, вся эта территория наша.

– Неплохо. Товарищ Иванов, а вы что скажете?

– Согласен с товарищем Астафьевым, мало того, ребята застоялись, и думаю, сразу после завтрака выходить, ну, если получу приказ.

– Товарищ Ильиных, вы согласны с товарищами Ивановым и Астафьевым?

– Да, конечно, согласен, склад-то хрушкий[282], мало того, на складе том трофеев немало, боеприпасов и оружия нашего советского, думаю, все это нам необходимо.

– Тогда получится, что полк Иванова должен постоянно находиться в той части нашего, как сказал Хельмут, «Лебенсраума».

– Ну и пусть, рации есть, сил хватает, мало того, можно и нужно провести мобилизацию по окрестностям с упором на окруженцев и приймаков, это готовые бойцы.

– Понятно, а что касается запада, ну, польской стороны? Вы, как секретарь обкома, что скажете о предложении Хельмута?

– Что скажу? Да одобрю, чай, немецкий коммунист тоже коммунист, тем более парень дело гуторит, и на запад надо отправить батальон, а за ним для закрепления и поддержки полк. Вот, например, полк Топоркова, те тоже маятся от безделия.

– Да мы хоть сейчас готовы выступить, товарищ Ильиных, – отвечает Владислав.

– А мы что, опять бездельничать будем? – вмешивается Ахундов. – Раз на запад идет Топорков, а на восток Иванов, тогда мы пойдем на север, – в стиле Табаки говорит азербайджанец.