Спасти Кэрол - Джош Малерман

– Надеюсь, ты уже попрощался с белым светом!

Человека с Большой дороги безошибочно узнаешь по трепу.

Смок прижал подбородок к груди и произнес нарочито низким голосом:

– На колени, убийца!

– Бой наш будет короток, калека!

Он усмехнулся и пятками башмаков больно ударил лошадь в бока. Смех покалывал его изнутри тонкими иголками, но наружу вырывались лишь отдельные дробные смешки. Видно, смеяться мешала рана на ноге. Но и коня, и его, Горючку, боль лишь подстегивала.

Поднялся ветер. Лошадь двигалась крупной рысью, и по всем приметам было видно, что город приближается.

– Сейчас ты лишишься и рук, калека! – не унимался Горючка, имитируя голос героя Большой дороги. – Ха-ха-ха!

Наконец-то зазвучал смех – полногласный, раскатистый.

Темнота становилась гуще. Резко похолодало. Смоку показалось, что он движется вдоль стены призраков. Лошадь быстро бежала вперед, и это было опасно. В темноте она могла попасть ногой в яму, сломать одну ногу, две, вывалить Смока в кусты. Горючка мог сломать свои собственные ноги, привести в негодность протезы, но ему было все равно: он чуял приближение этого чертова города, и вместе с городом все ближе становился герой этой дурацкой легенды.

– Ты зажег свою последнюю спичку, калека!

– Я доломаю твои ноги!

– Ха-ха-ха-ха-ха…

Ветви деревьев хлестали его по рукам и груди. Камни летели из-под копыт. Смок догонял намеченную жертву. Мокси не пересечь финишную черту.

– Э-ге-гей! Мы мчимся, мы догоняем!

Смок вновь приложился каблуками к бокам лошади и услышал, как в его протезах забулькало, заколыхалось. Несколько капель горючки пролилось на землю, но ему было наплевать. Сегодня он прикончит Мокси одной каплей. Максимум – тремя. И это все, что ему понадобится. Одну каплю в рот. Еще по одной – в глаза. Смок чувствовал – момент истины приближается. Момент убийства.

Момент огня.

Наконец сосны остались позади. Луна освещала поля, раскинувшиеся вокруг города, чей ломаный силуэт виднелся впереди. Это был Хэрроуз, с его бульварами и магазинами, расположившимися по склонам холма, где находились самые красивые и самые богатые дома города. Справа от домов горели лампы, обрамлявшие территорию местного кладбища, и они показались Горючке Смоку чем-то вроде сигнальных огней на корабле, устремившемся в бурное ночное море.

Воображение работало. Смок готовился к встрече.

Он встанет над поверженным Мокси, а у того плоть будет, почернев и сморщившись, слезать с физиономии и ушей. Рот откроется в последнем крике ужаса, крике расставания с жизнью. Наверняка он попытается защитить лицо руками, но это ни к чему не приведет. Мозг Мокси будет полыхать в его черепе, сгорит и превратится в пепел, а вместе с ним сгорит и тайна Абберстона – ведь стоит чему-то сгореть, и это исчезает навсегда.

И умрет легенда. Навеки.

А начнет Горючка с лошади. Он это рассчитал. Как хорошо ему знакомы следы ее копыт! Да, первой будет лошадь. Мокси услышит ржание своего ледащего скакуна и выскочит из постели проститутки, где зависнет на ночь. Полуголый выбежит на балкон и увидит, как лошадь его, сгорая заживо и заживо превращаясь в пепел и обугленные кости, дергает головой, привязанной к коновязи. Слышал ли великий Мокси когда-нибудь звуки, которые издает лошадь, если ее поджечь? Услышит. И тогда он поймет, что представление началось, что человек, который его преследует, уже здесь и что пламя, охватившее его лошадь, скоро накроет и его самого.

Проезжая по полям, замыкавшим Хэрроуз с юга, Горючка увидел пугало, и оно чем-то напомнило ему его мать. И тут же Смок представил, как его мать горит. Как полыхает платье, завитки ее светлых волос, дужки очков – и все это рассыпается искрами, скручивается кольцами, обращается в золу и пепел.

Огонь, который он так хорошо себе представлял, напомнил ему о детстве. А детство – о детях, которых он когда-то знал. Он вспомнил девочку по имени Меррили. Вот она – сидит, почти слившись со своим стулом, а рядом с ней, в классной комнате – Генри.

Как бы он хотел сжечь их! Сжечь каждую физиономию, которую он когда-либо видел.

И вот уже Горючка видит матерей бывших своих соучеников: отчаянно стуча подошвами по панелям дощатого тротуара, они мчатся на запах горящей плоти своих отпрысков. А там уже стоит он, Смок, с куском мяса на палке.

Готовит обед на огне, в котором горят всякие там Меррили и Генри.

– Привет, мамаши! Чем лучше прожарка, тем вкуснее!

И новый призрак: люди, выходящие из церкви, моментально превращаются в языки пламени. А вот и семейный ужин: обгоревший трупы собрались за столом, на котором стоят раскаленные тарелки с догорающей едой.

– А ну-ка, Билли, скоренько доедай свой огонь! ДОЕДАЙ СВОЙ ОГОНЬ!

Пылающие похороны. Похороны, охваченные пламенем. Дерьмовые гробы от Бенсона опускают в обуглившиеся ямы. Могилы отверсты, с гробов слетели крышки, охваченные ужасом мужчины и женщины молят о помощи, с ног до головы залитые горючкой. Небеса разверзаются, и раздается раскат грома. А он, Смок, распорядитель похорон, ходит по кладбищу, разбрасывая там и тут горящие спички.

И могилы вспыхивают ревущим синим пламенем.

А вот и зажигательная свадебка. Будто поцелуями, счастливые жених и невеста обмениваются языками пламени. Смок соединяет обугленные руки: поцелуй, красавица, своего жениха; поцелуй, герой, свою невесту; поцелуй пепел и золу своей любви.

Роды в огне. Готовая разрешиться от бремени роженица лежит на постели, устланной соломой, врач стоит перед ней на коленях: ну, давай же, милая, тужься, тужься! Она издает яростный вопль, и в лицо доктора из чрева женщины бьет сноп адского огня.

– О, доктор! Я не могу с собой совладать!

А Горючка успокаивает молодую мать:

– Взгляни только на его физиономию!..

– Готовься к смерти, калека!

– Волшебник Мокси сотрет тебя с лица земли!

– Даю тебе десять секунд!

– Ха-ха, ха-ха, ха-ха…

Смок был счастлив. Смок жил полной жизнью. Смок… приближался.

Там, где заканчивались поля, менялся сам характер местности – она становилась более ровной, и Горючка Смок уже видел освещавшие улицы факелы и свечи в окнах горожан. Конечности, изрядно затекшие и причинявшие ему боль, безвольно болтались по бокам лошади.

Лошадь устала и недовольным ржанием требовала отдыха. Но Смоку некогда было отдыхать.

По крайней мере, сегодня ночью. Сегодня Горючка должен отыскать легенду Большой дороги и превратить ее в пылающий факел.