Аверс - Широков

у него ни малейших сомнений, что перед ним мошенница. Волшебники, блин. Не учи физику в школе и мир всю жизнь будет наполнен магией. Все же какое-то не вполне внятное чувство уберегло медиума и цену она заломила не слишком высокую, правильно, ведь в другом случае могла ближе познакомиться с Максимом. Тот в помощи другу не откажет.

Дама привыкла отрабатывать деньги, выждала сутки и позвонила Стефе. Голос ее был трагичен и полон сожалений:

— Дорогая, я вчера разбирала старые карты и наткнулась на расчеты по карте твоего сына, боюсь я допустила страшную ошибку, векторы спутаны и начерчено неправильно. Ты сильно расстроена?

Самое сложное Лев оставил до пятницы, другие вопросы дались достаточно легко, стоило сосредоточиться. Ника совсем другое дело. Ошибется и останется совершенно один. Законы тематического мира запрещали преследовать нижнюю, вести себя слишком напористо. Податливые изначально, они имели право уйти без обычных разборок и слишком агрессивных попыток удержать.

Ника выходила из дома редко, но так получилось, что они встретились прямо на лестничной площадке перед входом в арендованную квартиру. Лев через ступеньки в два шага преодолел расстояние между ними, но девушка успела шмыгнуть обратно и запереться изнутри. Терновскому потребовалось страшное усилие, чтобы не сломать к черту разделяющую их жестяную дверь, которую без труда можно вскрыть консервным ножом. Вместо этого он прислонился лбом к ее шероховатой поверхности и негромко позвал:

— Ника, — прислушался, ему казалось, что он слышит дыхание по ту сторону, слышимость в новостройках потрясающая, напрягать горло не стоит. — Открой мне, милая, давай поговорим.

Девушка ему не отвечала. Лев не звонил и не стучал, вообще не ломился, напряженно ждал, готовый буквально ко всему, чувствуя себя маньяком из американского фильма. Прошло десять минут, не меньше, по ощущениям вообще вечность, в хлипких пазах скрежетнул металлический язычок, ручка повернулась и его впусти внутрь.

Блеклая обстановка съемного жилья совершенно не отпечатывалась в памяти Льва, он не смог бы сказать сколько здесь комнат, обстановка тоже миновала сознание. Была только Ника. Его измученная, осунувшаяся за время разлуки девочка. Она стянула волосы в хвост и закуталась в современную безразмерную спортивную одежду, штаны на шнурке и худи с длинным рукавом, не хватало капюшона на голове, чтобы окончательно отгородиться от внешнего мира. Подцепляла кончиками пальцев рукава и натягивала ткань на кисти ниже, ее морозило несмотря на отгорающее за окном лето, и она нервничала.

— Зачем ты пришел? Я тебе все написала. Не надо было, — упрекнула его Ника, тщательно избегая встречаться с ним глазами.

Лев опасался подходить к ней слишком близко, любое лишнее движение казалось насилием и быть в ее глазах похожим на Аркадия хотя бы в малости, смерти подобно.

— Зачем ты так с нами, девочка? — без всякой претензии, ласково и как-то устало начал Терновский, медленно шагнув к ней ближе на считанные сантиметры, по-прежнему не касаясь. — Что я сделал не так? Почему не сказала? Когда тебя не нашел, все передумал, пока записку не заметил.

Девушке слишком мучительно давались объяснения. Она сбежала от мамы, Аркадия, теперь вот от Льва. Ничего побеги не приносили хорошего, но она искреннее считала, что причиняет вред только себе, а себя ей никогда не жалко. Наверное, именно это ей важно в первую очередь получать от спутника, пусть кажется иначе, не боль, а покровительство и защиту от всех мнений, включая собственное, кроме своего мастера. Она не имеет на него права, не смеет при нем оставаться. Ника взялась за совершенно непосильную и странную задачу: оградить от себя Льва, спасти его во что бы то ни стало.

— Ты ничего не сделал. Ты самый лучший. Это я. Во всем виновата. Прости меня, я не могу, не должна, ты же видишь, — путалась Ника, делая положение вещей совсем неразрешимым.

Терновский похолодел, самая стандартная фраза при мягком расставании: дело не в тебе, а во мне. Плевать, что она дальше скажет. Между ними все кончено. Оставалось нормально устроить девочку в городе, обеспечить ее и отойти в сторону, как обещал давным-давно. Он не сделает ее жизнь хуже, потому что она совершила глупость и доверилась ему. Потом прислушался.

— Это я Аркадия довела, из-за меня он превратился в чудовище, собственных детей… Если бы он меня не встретил, у него сложилось бы нормально. Я его приучила, не ставила никаких рамок, он со мной совсем потерял человеческий облик. Я виновата, — бесконечным речитативом, повторяя слова с пластинки, безостановочно проворачивающейся внутри ее головы, говорила Ника.

Лев нахмурился, отбросил ненужную осторожность и до конца сократил расстояние между ними, крепко обхватывая ее за плечи. Ника после похищения провалилась в сильнейший сабдроп, новости из телевизора ей подбавили. Он ее упустил, слишком закрытая, нормально, откровенно разговаривать ее еще учить и учить. Загадка с простейшим решением. Что бы не случилось вокруг нижней: тайфун; цунами; град, побивший высаженные в открытый грунт помидоры; окончательно съехавший с катушек мудак, постоянно распускающий руки. Кто виноват? Правильно, она. И никто кроме. Терновскому казалось, что не такие, как он, а именно нижние воображают себя богами, принимая на свой счет и свою ответственность буквально всякую неполадку во вселенной. Наверняка, Ника или кто-то сильно похожий на нее в итоге первый согласится ответить за то, что солнце погаснет, если случится несчастье.

— Не говори глупости. С чего ты за него виновата? Смешно слышать. Он отморозок, который так и не научился себя контролировать, зверье тупое, — мужчина говорил уверенно, ничуть не сомневаясь в своих словах. — Взрослые люди отвечают сами за себя. Ты его не растила, не воспитывала. Хотя я бы даже с родителей его не спросил, ему не семнадцать, гормоны отгуляли, нужно было думать башкой. Он сам творил, что хотел и теперь находится ровно там, где заслуживает.

— Ника, — Терновский коротко встряхнул ее, стараясь поймать взгляд и поделиться своим отношением к жизни, гораздо более здравым, не оторванным от реальности. — Неужели я похож на него?

— Нет, — сразу залепетала девушка, наконец-то поднимая руки и цепляясь за него в ответ. — Ты не такой, но может быть я…

— Ты не сможешь сделать ничего, чтобы превратить меня в того, кем я не являюсь. Люди не меняются почти никогда, Ника. Он был утырком до тебя, и потрудившись, ты вспомнишь его поступки, подтверждающие мои слова, достаточно подумать. Изменения исходят изнутри человека, его нельзя заставить, уговорить, принудить. Можно сломать или тотально контролировать. Последствия слома невозможно предсказать, обычно становится хуже. Любой внешний контроль учатся обходить. Он стал убийцей, потому что не занимался собой, пустил на самотек