Homo cinematographicus, modus visualis - Лев Александрович Наумов

возникать как искусство значительно позже, это известно – с Гриффита и так далее. Поэтому «первородный грех» свой оно сохраняет до сих пор.

Вся история кино, с моей точки зрения, это мучительная попытка превратить балаган и аттракцион в искусство. И приходили люди… Кино, с моей точки зрения, вообще стало претендовать на звание искусства, когда в него пришли люди, которые знали толк и были воспитаны на «старших искусствах», что называется, на настоящих – музыке, литературе, живописи и так далее. Когда в кино пришли такие мастера, как Гриффит и Эйзенштейн, люди энциклопедических знаний и широкой художественной образованности. Они свой багаж привнесли в кинематограф, и он начал становиться искусством.

Сейчас эти люди ушли вообще, понимаете, из кино (смеется)! В кино теперь малограмотные, вообще-то. И вся дорога, весь путь кинематографа – это доказательство и попытки утвердить, что он равный среди равных, что кино – искусство такое же, как музыка, живопись, литература, архитектура, скульптура. Доказать, что оно в этом ряду.

И, по сути, это удалось. Потому что в кинематографе были великие художники, такие, как Антониони, Бергман, Феллини, Тарковский. У них, практически, получилось это сделать. Но с их уходом кино стремительно возвращается на круги своя, оно становится все больше балаганом, зрелищем, аттракционом, бежит от поиска смыслов… Оно вышло из сферы духовной деятельности человека, стало средством релаксации, развлечения… Это печально. Но, может быть, все еще впереди, не знаю…

Евгений Цымбал: «Моя задача – рассказать правдиво и объективно о людях, которые того заслуживают»[145]

ЛН: Евгений Васильевич, как вы попали в кино?

ЕЦ: Это был долгий и извилистый путь. По первому образованию я историк, специализировался на социологии, писал диплом «Социальная природа и функции средств массовой коммуникации».

А потом писал диссертацию по Маршаллу Маклюэну – был такой замечательный канадский ученый, которого называли «первым медиафилософом». Он построил концепцию развития человеческого общества, исходя из уровня прогресса средств связи. То есть в чем-то это отдает марксизмом, но здесь нет никаких столкновений классовых сил, а имеет значение уровень развития средств связи.

У Маклюэна есть удивительные книги – например, главный его труд «Understanding media» или очень интересная книжка, которая называется «The Medium is the Message», то есть, средство доставки информации – само по себе уже послание. Потом, у него есть «Механическая невеста: Фольклор постиндустриального общества». Довольно много трудов.

Это был филолог, который занимался Китсом, Кольриджем и так далее, а потом увлекся философией. И вот он пришел где-то еще в конце пятидесятых годов к удивительным выводам, которые совершенно оправдались и состоялись сегодня. Например, он говорил, что с помощью телевидения мир превращается в глобальную деревню – все знают все обо всех, но не очень точно и, как правило, неправильно. Вот что это такое? Это зеркальное, так сказать, отражение нынешнего состояния умов большей части человечества. Во всяком случае, тех людей, которые регулярно смотрят телевизор.

Он же говорил, что телевидение – довольно страшная вещь, это правительство у вас в доме, оно незаметно и постоянно воздействует на вашу психику и трансформирует ее. То есть, промывает мозги, делает из вашей психики послушный, угодный власти механизм. Сейчас мы живем именно в таком обществе.

А потом у меня были проблемы с КГБ, и я вынужден был оставить социологию. В те времена, чтобы работать с социологической информацией, которая вся была закрыта и вся имела какие-то уровни секретности, нужно было получать допуск – допуск по форме № 1, по форме № 2, по форме № 3 и так далее. Меня лишили всех допусков. Иными словами, я потерял возможность заниматься социологией.

Я вынужден был уехать из Ростова и отправился в Питер. Это был конец 1973-го – начало 1974 года. Там работал очень интересный философ – Борис Фирсов, автор книги «Социология телевидения». Мы с ним встретились, поговорили. Я ему дал прочитать то, что сам пытался сочинять, он сказал, что все это интересно, и он хотел бы взять меня в аспиранты, но как я себе представляю это чисто организационно? Я ему рассказал, что у меня были проблемы с КГБ. Он выслушал меня и сказал: «Если у вас были проблемы с КГБ, то вас никогда не примут в партию. А у беспартийного нет никаких шансов защититься по социологии. Поэтому подумайте хорошенько и, может быть, вам стоит выбирать другую стезю». Я ему за это был очень благодарен: я понял, что надо искать что-то другое, поскольку путь, которым я шел прежде, оказался бесперспективным.

И вот я пытался как-то зацепиться в Питере, но у меня там не было знакомых, не было друзей, не было никаких родственников. Ничего не получилось. Я перебрался в Москву, здесь у меня жил старший брат. Он старше меня на девятнадцать лет. Здесь была у меня и тетушка, потому я в конце концов зацепился.

Но потом у меня заканчивались деньги, и надо было искать средства к существованию. Я подумал: а чем бы мне хотелось заниматься? Больше всего мне нравилось смотреть кино. И меня мучило любопытство: как же его делают? Я поделился этими мыслями с братом, а он сказал: «Да, Господи, пойди на „Мосфильм“. Там, как правило, нужны люди, которые работают в массовке. Поснимайся, посмотри – просто для того, чтобы понять всю эту киношную кухню».

И я пошел на «Мосфильм», но в массовке мне сниматься не очень хотелось. Там на проходной висел такой большой стенд и были все отделы, телефоны, начальники. У некоторых из них от руки были дописаны фамилии, имена. Я подумал: ну, наверное, надо звонить в отдел кадров. Позвонил, сказал: «Вот я хочу работать на „Мосфильме“…» Мне задали один вопрос: «Образование?» Я ответил: «Высшее». «Не надо», – и повесили трубку.

Действительно, «Мосфильму» нужны были сантехники, грузчики, слесари, токари, укладчики асфальта и тому подобные сотрудники.

Тогда я решил, что должен что-то придумать, то есть срежиссировать эту ситуацию в собственной жизни, потому что второго случая может не представиться. И я позвонил начальнику производственного отдела. Трубку взяла, естественно, секретарша. Я сказал таким внушительным голосом: «Соедините меня с Петром Максимычем». Она говорит: «А кто это?» «Это Цымбал». Дальше я слышу в телефоне: «Петр Максимович, вам какой-то Цымбал звонит». Он спрашивает: «А кто это?» Она говорит: «Понятия не имею, но голос внушительный». Он сказал: «Соедини».

Я стал с ним говорить: «Петр Максимович, я слышал, что у вас лето, а летом не хватает людей для работы в экспедициях». Он сказал: «Ну да, в