Рождение Чарны. Том 1. Шпионы Асмариана - А.Д. Лотос

в теплое пальто песочного цвета, в волосах закреплена шляпка с поднятой вуалью. Она красива. Я хочу ее видеть… Какое мне дело до тех, кто может ее позвать? Но вот в поле зрения появляется седоватый мужчина преклонных лет, высокий и худой. Его я узнаю сразу. Панталор Гиланджи… Ее отец.

— Как ты вообще смеешь приближаться к моей дочери после всего⁈ — этот уважаемый человек никогда не скупился на слова. — Ты разорвал помолвку! Чуть не окунул в грязь мою единственную наследницу и любимую дочь! — продолжал шипеть Правитель, стараясь говорить тихо, чтобы сновавшие мимо горожане ничего не слышали. — А теперь просто подошел поболтать⁈ Хорошо, очень хорошо, что теперь не только мы, а весь город начинает прозревать о тебе! Низкий и подлый человек!..

— Отец! — Оливия мягко пыталась вывернуться из крепкого захвата отцовской любви, но он только сильнее сжимал ладонь хрупкой девушки. — Не надо, пожалуйста, оставь…

— Лиджев Гиланджи… Я давно уже должен был объясниться с вами… — наконец из покрытых ледяной коркой легких вырвались слабые слова.

— Не нужно! Твой отец уже все уладил. Больше мы не имеем дела ни с тобой, ни с твоей прогнившей семейкой… Уймись, Оливия, мы уходим! — и подхватив сопротивлявшуюся девушку под руку, он потащил ее прочь. И, уже находясь на достаточном расстоянии, но все еще в области слышимости, он обернулся и так, чтобы на этот раз слышали все, выплюнул на прощание: — Ты, вероятно, уже в курсе, что моя дочь выходит замуж? За Пьетера Максвелла. Подходящая партия, не так ли?

Начавшаяся метель быстро скрыла снегом их следы.

Разве она обещала? Разве любила?.. Если любила, почему предала? Ведь все можно было вернуть и исправить, если бы не это новое предательство. Последний, окончательный удар в мою изможденную спину… Та, что любила, не поступила бы так. Она бы ни за что не бросила меня ради кого-то. Она же клялась. Все испытания, посланные богами, мы прошли бы вместе. Почему не ждала? Почему ушла? Она не пожелала остаться со мной. Вначале она уничтожила мое творение, затем мою любовь и, наконец — мою надежду на счастье после всех невзгод. Кто остался рядом? Больше никакая в мире сила не поддержит меня. Я больше не могу ничего исправить… Теперь это все в прошлом… Но кто поддержит меня в гибельном настоящем⁈ Кто способен почувствовать желания моего сердца и, обогрев их, дать им жизнь?

Не разбирая дороги, под леденящими порывами ветра, я брел в свой холодный дом. Не зажигая свечей, не раздеваясь, я лег спать, обуреваемый тяжестью и головной болью… Той ночью Она вернулась в мои сны… Вместе с Ней вернулись тепло и покой.

«Спи…»

— Друг мой, кажется, ты нездоров… Ариэн, слышишь меня?

Авия Силента расположилась в любимом кресле в гостиной, мягко, по-матерински поглаживая меня по голове. Я почти перестал вздрагивать от прикосновений и, сидя у ее ног, растирал костяшки пальцев. Поговаривали, что это унимает головную боль. Она не проходила уже несколько дней, накатывая мощными приливами и быстро убегая, чтобы внезапно обрушиться вновь. Все это время я не выходил из дома и едва мог встать с кровати. Единственными моими собеседником стали голоса. Я что-то спрашивал у них, они отвечали…

— Да, микарли, — прохрипел, не узнавая собственного голоса. Не помнил даже, как смог спуститься и открыть дверь гостье. Авия вздохнула.

— Это не выход, Ариэн, — покачала головой Авия. — Ты истощен и болен. Я поговорю с Тонией о помещении тебя в Приют [17: Больница «Приют» — друидская больница в Храмовом районе, находится на попечении Тонии Эстеллы]. Хандра, конечно, не их профиль, но мне они не откажут.

— Нет, микарли, пожалуйста! — свалился со скамеечки для ног и заглянул горящими воспаленными глазами в лицо Авии. Она чуть приподняла бровь. — Мне здесь хорошо, правда. Со мной все в порядке. Просто немного устал.

— Когда ты принимал пищу в последний раз? — строго и назидательно спросила Воплощающая Землю. А мое внимание вдруг целиком захватили украшения женщины. Бусины, браслеты, все такое аккуратное, вроде скромное, но с претензией на величественность. Темное строгое платье, невероятной сложности кружева и обязательная нитка жемчуга. Что-то в ее черном образе всегда было белое. Может, дать портрету ожерелье из жемчуга?..

«Скажи ей — вчера.»

— Вчера, — отозвался быстро, не слыша вопроса. Мысленно поблагодарил голос, который подсказывал в тяжелые минуты. Опустил глаза в пол, чувствуя, как дует морозным ветром из всех щелей. Дом находился рядом с водой и к постоянному холоду добавлялась рождавшаяся в углах черная плесень. Я не убирал ее. Плесень напоминала мне Ее черные завитки волос.

Авия чуть сузила глаза, видимо, не поверила. Расправила складки на платье. Потом кивнула в сторону давно остывшего камина, заставленного стеклянными банками с трупиками священных бабочек.

— Когда ты в последний раз находился в теплом помещении, Ариэн? Это все ужасно вредно. В Приюте тебя согреют.

— Мне тепло…

«Да, тебе очень тепло.»

— Мне очень тепло, микарли, — попытался заглянуть в карие глаза названной матери, но очень быстро вновь вперил глаза в половицы. На них осела грязная серая пыль. Жаль, что пыль была не из изумрудов. Она давно не посылала мне изумрудов…

— Тебе следует хотя бы растопить камин… — нахмурилась Воплощающая, недовольно посматривая на свои руки. — Жаль, я так и не научилась даже самым простым манипуляциям со стихией огня. Возвращаясь к моему предложению — как давно ты общался со своим отцом?

— Отцом?

«Да, когда-то у тебя был отец.»

— С Мариссэном Аваджо, — сдержанно кивнула Авия. Я, не отрываясь, смотрел в пол. — Он приходил ко мне на аудиенцию вчера, и он очень тобой недоволен. Считает, что тебе стоит прекратить «кривляния» — это не мое слово, он сам так выразился. Он требует, чтобы ты прекратил развлекаться — тратить время и деньги на занятия ерундой. Шутка затянулась, Ариэн…

Он снова бьет по рукам, когда пишу первые картины. Ругает маму такими словами, от которых я бросаю кисти и закрываю уши покрасневшими от розог ладонями. Он не понимает. Никогда не понимал. Он не мой отец. Я не мог родиться у такого мужчины. У меня нет семьи. Никто не любит… Любовь ушла… Мама ушла… Все покинули…

«У тебя есть мы! Есть любовь Богини!»