Рождение Чарны. Том 1. Шпионы Асмариана - А.Д. Лотос

говорю, это все мои родители, это их слова. Я же люблю тебя, я не променяю тебя не на какие деньги и золото всех городов Болот!

— Ты тоже — их плоть и кровь! — зашипел. — Ты тоже так думаешь. Ты тоже думаешь, что я недостоин.

— Ариэн, мне страшно… — серые глаза Оливии наполнились слезами. — Они подыскивают мне нового жениха. Они думают, что этот престарелый Пье́тер Ма́ксвелл — лучшая партия для меня. Он ходит к нам в дом. Разговаривает с папой и мамой. Они довольны друг другом… Он дарит им подарки и им это очень нравится. Они собираются сватать меня за него, Ариэн!

— Сватать? Да ты змея, — протянул, ухмыляясь гнусно и злобно. — И что же, ты спала уже с ним? А, не важно!

Глаза Оливии распахнулись от ужаса. Нанесенное оскорбление было так сильно, что с ресницы ее сорвалась слезинка и покатилась по бархатной коже щеки. Девушка тут же поймала ее платочком, а я заметил монограмму на нем. И, крепко сжав запястье, выдернул чужой подарок из руки. Хитрые сплетения красных ниток выдавали две буквы — «П» и «М».

— Понравился он тебе? — спросил угрюмо, размахивая платком перед носом напуганной девушки. Та лишь прошептала.

— Ариэн, как ты себя ведешь? Что ты себе позволяешь⁈ Я тебя не узнаю… С той самой выставки — тебя будто подменили! Околдовали! — она запричитала, заломив руки. — Ты не общаешься со своими друзьями…

— Они мне не нужны, — огрызнулся.

— Забросил семью и отца…

— Он — никто.

— Ты совсем забыл про меня!

— У меня есть более важные дела.

— Важнее нашей свадьбы? Нашей любви?

— Да.

— Ты сошел с ума… — Оливия молитвенно сложила руки перед грудью. Раньше я не замечал за ней религиозности. — Это все портрет, да? Ты все силы и время отдаешь ему. Тебе никто больше не интересен…

— Да. Теперь ты поняла, — ухмыльнулся, кинув платок на пол, убрав руки в карманы. Внезапно нащупал там какой-то песок. — Мне не нужен никто. У меня есть высшая цель и высшее предназначение. Я напишу не «что-то», не «какой-то», а «тот самый» портрет. Я прославлю свое имя в веках. Сама богиня благоволит мне. Она избрала меня.

— Ариэн… — Оливия продолжила гипнотизировать меня взглядом и голосом. Слезы ее неожиданно высохли. — Вернись ко мне, Ариэн. Не дай мне совершить глупость…

— Мне все равно, — пожал плечами. Тогда мне действительно было все равно. Долгий, нудный разговор начал утомлять. Хотелось скорее выпроводить надоевшую девушку, и я продолжил выгонять ее злыми и обидными словами. Она мешала.

— Что ж… — в ее голосе появилась редко бывавшие там стальные нотки. — Ты сам меня вынудил.

В ее руке что-то блеснуло. Не успел я опомниться, а Оливия уже мчалась прочь из комнаты. Я рванул за ней. Мысли роились испуганными бабочками, сталкивались и гудели. Ни одной разумной. Только паника и гадкий, липкий страх, растекающийся из сердца и по венам ядом пронизывающий все тело.

Дверь в мастерскую была открыта — я забыл запереть ее. Тот единственный раз, когда я забыл это сделать! Вбежав внутрь, я увидел Оливию, стоящую с клинком в руке, освещенную ярким лунным светом, и изрезанный холст. Я все понял. Это она… Она мешает! Она во всем виновата! Она не понимает той высокой почести, что будет мне оказана, она не дает мне творить! И она так поглощена своим преступлением, что не слышит, что я уже здесь…

Четыре быстрых шага и вот, занесенная над холстом рука уже крепко сжата. От неожиданности она роняет лезвие, но дерзко смотрит на меня. А я, наотмашь бью по лицу. Как можно сильнее. Вскрикнув, она падает на пол, но, держась за обожженную ударом щеку, продолжает бросать вызов. Мне не сдержаться. Я задыхаюсь от ее поступка, от того, что она причинила боль моему творению! Как она посмела⁈ Она не имела права заходить сюда!

Подняв валяющийся под ногами клинок, я смотрю на девушку в истерзанном серебристом платье. Проклятая. Швыряю нож, и он отлетает куда-то в сторону. Охнув второй раз, Оливия прикрывает лицо руками и начинает тихо всхлипывать. Из-под длинных ресниц пробивается чистая слеза и оставляет за собой ровный мокрый след.

А мне нет дела до ее рыданий. Нет, только не сейчас. Как могла она прикоснуться к тому, к чему не позволено прикасаться⁈ Ведь она разрушила то, что я так долго создавал! То, что должно было вывести меня на вершины успеха! То, что было почти закончено!

Я прикасался к тем обрывкам, что остались от портрета. Теперь они безжизненно висели на деревянной основе. Весь тот блеск, та гениальная красота и любовь, что я вложил, исчезли. Лежат под ногами жалкими клочьями. Мне хотелось выть от боли и ужаса перед тем, что сделала Оливия. Тем, что она оставила после себя. Какой болезненный урок! Какое кошмарное предательство.

— П-прости… Ариэн, прости! — Оливия рыдала, размазывая соленую влагу по щекам. — Я не хотела… Я думала, что ты поймешь, вернешься! Как же тяжело и одиноко без тебя… Ариэн… Ты же моя вторая часть, моя любовь, мое сердце…

Я чувствовал ее боль. Я чувствовал ее так ярко, будто свою собственную. Боль, непонимание, огорчение, обиду. На все унижения она ответила — как смогла. И даже просит прощения… На мгновение что-то шевельнулось внутри и тут же потухло. Ничего больше не имеет значения. Никакие слова, никакие обещания, никакие уговоры.

— Ты отвратительна… Как ты могла?.. Я тебе настолько неприятен, что ты решила поквитаться с тем, во что я вкладываю всего себя?

Оливия застонала.

— Нет, Ариэн, я не хотела! — шмыгнув носом, она вытерла слезы тыльной стороной ладони и попыталась подняться. Я чувствовал, что у нее кружится голова и ей тяжело стоять прямо, но не стал помогать. — Мне так… Мне так страшно, когда тебя нет рядом! Ты ускользаешь… Покидаешь меня!

— Ты мне больше не нужна, — сказал просто и безапелляционно. Будто разжалась пружина, ушло напряжение, и стало легче говорить и принимать решения. — Уходи, проклятая. Ты уничтожила мою любовь. Мою святыню.

— Твою любовь? Твою любовь, Ариэн? А как же наша любовь? Как же наши мечты о семье и детях, как же твои обещания? — в последний раз попыталась достучаться Оливия. Вразумить.

— Свадьбы