Непал. Винтажный роман - Александр Чумиков

– Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Но боишься. У тебя есть ещё кукри-ром? Тогда глотни и пойдём посмотрим…

Да, я хочу глотнуть, но рома больше нет. И никаких магазинчиков здесь нет. А спросить, конечно, тоже хочу, именно об этом: куда деваются кости. И мы снова идём на берег Кали-Гандаки. Трудновато без конвульсий пережить зрелище обглоданного черепа и кучи костей, которое открывается перед нами. Их почему-то не так много. С плотью понятно, но куда делось остальное?! Вскоре проясняется и это. Птицы не могут склевать кости, и рогьяпа аккуратно дробит их молотком, превращая почти в порошок. Вот он, испачканный в костяной крошке молоток. Рядом лежит мешочек с цампой. Рогьяпа смешивает костяной порошок с мукой и бросает грифам, многие из которых уже насытились. Несколько грифов поднимаются в воздух и парят над рекой. Они подыскивают себе новую добычу.

Откуда пошло это одновременно высокое и печальное сочетание – «звезда и смерть»? Полагаю, оно возникло и хорошо прижилось в России, а вернее, сначала в Советском Союзе, как раз в тот период, когда я начал копить свои мысли и впечатления, – в 70-е годы прошлого века. «Прилетели» слова вовсе не из Непала, а с совсем другого континента – из Латинской Америки.

Старшее поколение помнит события 1973 года, связанные со свержением в Чили лидера левых сил, президента Сальвадора Альенде, и приходом к власти правых военных во главе с генералом Аугусто Пиночетом. Мы, то есть СССР, вместе со «всем прогрессивным человечеством» развернули широкую кампанию с критикой «кровавого режима» и в поддержку репрессированных чилийских коммунистов. И вот тогда-то советские идеологи вспомнили про поэта Пабло Неруду, который, по стечению обстоятельств, умер в сентябре 73-го, через двенадцать дней после переворота. Неруда считался прогрессивным борцом за интересы трудящихся масс, а его поэзия была удостоена в 1971 году Нобелевской премии по литературе.

Какие же конкретно произведения получили столь высокую награду? Речь шла о совокупности стихов, но наши дотошные «поисковики» решили посмотреть повнимательнее и наткнулись на драматическую кантату с названием по-испански «Fulgor y muerte de Joaquín Murieta» – первоначально её перевели на русский язык как «Сияние и смерть Хоакина Мурьеты». Сюжет произведения может быть назван коммунистическим с большой натяжкой. В середине XIX века простой латиноамериканец Хоакин Мурьета едет в Калифорнию, где началась «золотая лихорадка», и становится старателем. «Белые» рейнджеры нападают на посёлок «цветных» золотодобытчиков, насилуют и убивают жену Хоакина крестьянку Тересу.

После этого Мурьета становится разбойником и мстит. Он скачет на коне, стреляет, держит в страхе всю округу, вершит расправу над белыми гринго, творящими беззаконие, помогает бедным. Однажды Хоакин приносит розы на могилу покойной жены, а рейнджеры устраивают на кладбище засаду. Они убивают Хоакина, а потом, чтобы не воскрес, отсекают ему голову. В общем, речь идёт о «сиянии и смерти» разбойника, которого, опять же, с натяжкой, называли в советской прессе местным Робин Гудом. Текст кантаты на русском языке опубликовали в журнале «Иностранная литература».

Тут бы конец истории с её последующим затуханием и забвением, тем более что и борьба за коммунистические идеалы, и диктатор Пиночет остались далеко в прошлом. Но… началось даже и не продолжение, а, я бы сказал, старт. За сюжет взялись творческие люди, и в 1976-м на сцене московского театра имени Ленинского комсомола поставили одну из первых в СССР рок-опер, где слово «сияние» заменили на «звезду», и получилось «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Мюзикл произвёл настоящий фурор в театральном мире Страны Советов, спектакль побил все рекорды по посещению зрителей и долгие годы, включая время новой России, не сходил со сцены «Ленкома».

Но главное для меня – а равно и ответ на вопрос, почему ухватился за эту фразу, – в том, что мы часто на подсознательном уровне задумываемся о пути человека в жизни, используя именно эти и похожие слова. Последнее, конечное из них – всегда «смерть», неизбежное и всеобщее завершение жизни, а первое, начальное – собственно «жизнь», или «сияние», как у Неруды, или «мечта», «миссия». Но лучше всего «звезда» – как символическое обозначение наших стремлений, а если повезёт, реализованных желаний, достигнутого успеха.

Что стало звездой героев нашей книги? Звезда здравствующего Тенцзина служит людям, освящает смыслы, излучает любовь и сострадание. Путь к звезде вечен, а смерть предстаёт лишь физиологической формальностью, а вовсе не финалом чего-то несбывшегося. Дорогу к звезде, несомненно, продолжат последователи.

Высоко взошла звезда Дипа: он стал принцем, главнокомандующим армией; повезло ему и в настоящей любви. Но смерть обернулась бесславным крушением всего достигнутого. Звёздный путь безнадёжно закончился, и никто его не продолжит.

Однако оба пути, и королевского наследника, и духовного наставника, как бы они ни завершились в реальности или в предположениях, были предопределены заранее избранностью этих исторических персонажей. Другими словами, они изначально помещались в течение, по которому следовало плыть к звезде. Тенцзин так и поступал, а Дип решил двигаться против течения и даже повернуть реку жизни вспять.

Звезда учителя, а затем повстанца Кеша – иная, не дарованная судьбой, а ставшая совокупностью обстоятельств. Перед ним будто бы разверзлось небо со звёздами, живыми и мёртвыми, с согревающими светилами и разрушающими метеоритами. Увидев одну звезду, Кеш стал учителем, что само по себе означало избранность в бедной крестьянской стране. Но счастливую звезду закрыла звезда несправедливости, и человек начал искать новое светило правды и борьбы в другом созвездии. Это светило поманило и даже потешило самолюбие, сделав Кеша авторитетным командиром повстанцев, и… вскоре читатель узнает, что стало с этой звездой.

Меньшинство людей оказываются в положении Дипа и Тенцзина, когда при всей значимости собственных достоинств, воли и труда стоит лишь двигаться обозначенным свыше путём. Но огромному, подавляющему большинству достаётся удел Кеша – неочевидный и длительный путь выбора своей звезды и следования к ней вместе с напряжённым трудом и преодолением отвлекающих соблазнов.

Именно такой путь – не предопределённости, а «совокупности обстоятельств» – и развернулся перед Володей, который впервые предстал у меня Володей-младшим, а на других страницах и теперь будет фигурировать как просто Володя. Конечно, что-то для развития человека закладывает и географическое место его становления, и родители, и окружающая атмосфера. Что было у него? Про место – Чебоксары, столицу Республики Чувашия, и чебоксарскую школу сказать особенно нечего: жил и жил, учился и учился. А вот про отца, наверное, есть что. Родитель по национальности был чувашем, и Володя, Владимир Леонидович, унаследовал во внешности характерные черты этого этноса.

Леонид директорствовал на местных заводах – «Чувашкабель» и электроизмерительных приборов. Это способствовало технической ориентации Владимира в жизни, что реализовалось на практике: я уже упоминал, что парень стал студентом Физтеха – Московского физико-технического института, одного из ведущих вузов СССР, а потом работал в московском же научно-производственном объединении «Энергия», тесно связанном с космонавтикой.