Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

class="p1">— Ну, если вы считаете, что, ощущая себя леди, легче заниматься распутством на письменном столе… Вы заявили, что сумасбродная страсть овладела вами с первого же дня.

— Во всяком случае, это правда.

— Верю. Подобное случается со всеми, кто видит меня впервые. — Коллин так и не понял, шутит она, или же невозмутимо констатирует факт. — Хотя, при повторном свидании, многие почему-то остывают. Не скажете почему?

Грей попыталась снять его руку со своего бедра, но Коллин вцепился в него пальцами и приблизился, обдавая девушку запахом мужских духов, озонирующего жевательной резинкой дыхания и каких-то лекарств.

— В этом городе, на этом острове, я сделал для вас ничуть не меньше всех остальных мужчин, которым вы бесшабашно отдавались в последние дни.

— Вы знаете их имена?

— Грюн Эвард, полковник Согред, генерал Лейс, О’Ннолен… и, почти уверен, Шеффилд. Очевидно, мне известны не все. Так вот, я пытаюсь убедить себя, что и сделал, и рисковал ради вас не меньше, чем они.

— И кто же вам назвал эти имена?

— О Господи, обычные предположения.

— Не может быть. Слишком уверенно называли. Так все же, кто? — Полотенце сползло до лодыжек, однако Эллин даже не пыталась прикрыть им свою интимную наготу. Присев на краешек стола, она чуть отвела повисшую в воздухе ногу, в то время как другой уперлась в пол. Это была поза опытной женщины, привыкшей к тому, что ее берут всеми мыслимыми способами и во всех доступных местах. Во всяком случае, Стив Коллин воспринял похотливость ее именно так.

Освободив свою ногу из-под полы халата, майор протиснул ее между ног девушки и вновь почувствовал: разгоревшаяся в нем страсть настолько сильна, что отказаться от обладания этой женщиной он уже не в состоянии. Разве что той удастся каким-то образом усмирить его.

— Вы не ответили на мой вопрос, Стив Коллин, — напомнила Грей. Однако ничего такого, что могло бы помешать мужчине овладеть ею, не предприняла. Огромные капли воды стекали с ее распущенных волос и медленно скатывались по загорелой груди к едва заметным складкам живота. Запах, источаемый ее телом, казался Коллину таким же пьянящим, каким был запах его первой девушки. Тогда, в шестнадцать, на лугу, неподалеку от какого-то горного селения, к окраинам которого они забрели с туристической группой одноклассников…

— Но ведь догадаться не так уж трудно. У меня создалось впечатление, что вы отдаетесь всем мужчинам, которые, так или иначе, причастны к вашей адской рейдерской авантюре. Отдаетесь, прежде чем привлечь их к участию к своей авантюре, а значит, прежде чем послать своего партнера на гибель.

— А вам не кажется, что вы проговорились, мистер Коллин?

— Почему вы так решили? — насторожился майор.

— Да потому, что вы правы. В общем-то… Но, признавая, что вы сами разгадали один из главных моих принципов, я тотчас же обязана признать, что вы потрясающе прозорливы. Ибо никто, ни один из моих партнеров, об этом принципе не знал. Каждый воспринимал нашу близость, как проявление моей сексуальной несдержанности или своей мужской неотразимости. Вот в чем ваша ошибка.

Грей резко оттолкнула Коллина и прошлась по комнате. Со спины она показалась ему еще заманчивее: стройные ноги, идеально отточенные бедра, широкие покатые плечи с аристократическим изгибом шеи, напоминающим неповторимый изгиб Нефертити. Уже более года, — с тех пор, как он понял, что болезнь его неизлечима, а дни — сочтены. — Стив не знал женщины. Но даже если бы он знал их каждый день, как это случалось в дни его лейтенантской молодости, то и тогда чувствовал бы себя сексуально истосковавшимся кадетом полицейской школы.

— Ваша откровенность, Эллин, способна потрясти кого угодно. Она всегда выбивала меня из седла. Но если уж вы столь откровенны… Почему именно я оказался исключением? Только потому, что вам известно о моей болезни?

«Странно, — вспомнила Грей, — а ведь, стоя под душем и предаваясь эротическим бредням, я почему-то видела перед собой именно его. И останавливал меня только нравственный запрет. Только он».

— Видите ли, мистер Коллин, если бы я желала отомстить вам, я могла бы отдаться…

— Отомстить? За что?!

— Вы задаете массу ненужных вопросов. Для вас важна главная мысль: если бы я желала отомстить, заставить вас помучиться… Тогда вы предстали бы передо мной в облике обычного мужчины, связавшего со мной свою судьбу, а потому вполне заслуживающего, чтобы… Словом, вы понимаете…

Стива удивило, что говорит все это Грей несколько смущенно, отводя взгляд. Хотя казалось бы… Эллин, с ее бесшабашностью и милой неразборчивостью в отношениях…

— Чтобы «отомстить, заставить страдать»?.. О чем вы, леди Грей? Хотите сказать, что тоже больны? Что-то венерическое? Но меня это может взволновать меньше всех остальных. Вы — моя последняя женщина. Пос-лед-няя. Можете вы это понять? И, возможно, самая красивая из всех, каких мне довелось познать. Разве не достойный уход из этого мира?

Остановившись в дверном проеме ванной комнаты, Эллин, все с той же смущенностью на лице оглянулась. Грудь ее оставалась по-девичьи налитой и по-амазонски загоревшей. Однако смущалась Эллин не наготы своей, а чего-то такого, через что упорно не решалась переступить.

Но и Коллин тоже не мог переступить через свою старость, свою мечту, свой полуночный, но уже несколько дней преследующий его бред.

— Что вас смущает, Эллин? — спросил он как можно доверительнее. — Мой возраст? Что обитаете под моей крышей? Но ведь все равно никто не верит, что мы с вами до сих пор не были близки, что вы так и не затащили меня в постель.

— Я — вас?! — иронично удивилась Эллин. — Кому-то могло взбрести в голову, что я стану затаскивать вас в постель?!

— Первым в вашем списке обреченных, наверное, оказался полковник Согред? — Грей заметила, что спросил он об этом в весьма деликатной, шутливой форме. Другие не деликатничали.

— Предположения, предположения… — искривила губки женщина.

— Слухи, распространяемые любопытствующими островитянами, преподносят вас в куда более аморальном виде, нежели вы предстаете перед этим миром на самом деле.

— Ценю вашу снисходительность, мистер Коллин, — невозмутимо поблагодарила Грей.

— Но у меня свое собственное восприятие вас как личности и как… женщины.

— Особенно — «как женщины».

Уже взявшись за ручку двери, Эллин томно, как мартовская кошка, потянулась, и на лице ее вырисовалось некое подобие улыбки.

— все ваши предположения относительно возраста, венерической болезни и всего прочего… — еще раз убеждают, что разгадка принципа «королевской милости» исходит не от вас, — уверенно покачала она головой.

— К сожалению, я теряю способность разгадывать ваши намеки.

— Не оспаривайте, — резко прервала Эллин. — Вы прекрасно понимаете, что в той игре, которую мы с вами — мы с вами,