Я придумаю нас другими - Вера Эпингер

Ju: Хорошо, пиши как, освободишься)

Эта приятная неожиданность теплом растекалась в груди — мы встретились у небольшого паба-ресторана на углу улицы и зашли в его уютное нутро. Пока нам несли бизнес-ланч, мы делились своими заботами — и я даже в шутку обиделась на Пашу, что у него есть какие-то там другие юристы. А если серьёзно, то я поблагодарила его за ту ночь на озере, за тот разговор, что помог привести мысли в порядок и совершить важный шаг.

— О чём ты? — он словно не понимал, о чём я говорю.

— Благодаря тебе я прекратила то, что не стоило начинать, — улыбнулась я.

Как быстро способно лететь время!

— Давай я провожу тебя, — сказал Паша, когда, пообедав, мы вернулись на морозную улицу.

— Не надо, — я покачала головой, — холодно, а ты без шапки, — поправила ворот его куртки и застегнула замок чуть выше, чтобы холодный ветер даже не смел пробраться к его телу. — Езжай, мне тут пара шагов.

Я дождалась, пока он сядет в тот самый серебристый внедорожник, с которого всё началось, припаркованный у самого входа в ресторанчик, и только тогда, помахав, поспешила в офис, продолжать рабочий день, который уже не казался таким бесконечно-унылым.

***

Знаете, чего я боялась больше всего? Что меня станет слишком много, что я надоем ему своей жаждой общения и встреч, что стану для него тяжёлым грузом, который слишком сильно тяготит, но оставить его жалко — вдруг пригодится.

Я правда старалась не навязываться, сдерживая своё желание постоянно писать ему и звонить. Увы, мой опыт дал понять, насколько разрушительной силой обладает избыток внимания. Как тут не вспомнить про популярные теории о том, что мужчина — охотник, ему нужно самому добиваться женщину; а когда она рядом, полностью его, готовая на всё ради него — ему слишком быстро это наскучивает.

Я держалась. И потому позволила себе после двух дней его молчания, поздним вечером, написать короткое «Удачи на соревнованиях в выходные, Паш! Тумба будет твоя, я в тебя верю!».

Его безликое «спасибо» неприятно царапнуло, но я заглушила эти зачатки недовольства, зная, что ни к чему хорошему они не приведут.

Зная, насколько опасно погружаться в человека и делать его центром своего мира, я продолжала свою жизнь, как ни в чём не бывало. На все выходные мы с Мариной рванули за четыреста километров от города, в деревню к её родителям, где мой телефон едва ловил связь. В глубине души я надеялась, что Паша, увидев, что я несколько дней не онлайн, проявит хотя бы чуточку беспокойства.

Но этого не произошло. От него не было вестей и всю неделю.

Я совру, если скажу, что мне не было больно — я не понимала, что сделала не так. Ох уж эта привычка принимать всё на свой счёт, клясть себя даже за что-то несущественное. С одной стороны, я понимала Рощина — мы не встречались, и статус наших отношений весьма не определён. С другой — влюблённость сносила мне голову, заставляя острее реагировать на происходящее. Будь я к нему безразлична или имей лишь немного симпатии, я была бы окутана безразличием. Есть Рощин в моей жизни — хорошо. Нет его — ну, тоже отлично.

Но я не могла быть такой с ним. С кем угодно, но не с ним.

Когда он объявился и предложил провести с ним день на льду, я была настолько рада, что даже не задала вопросов, не дала ему понять, что мне не нравится.

Мы впервые оказались вместе так долго — с раннего утра до позднего вечера. Вместе с Пашей я проезжала ледовый трек в скользящем заносе раз за разом, под музыку, то быстро, то медленно. Мы то шли первые, то преследовали, стараясь как можно ближе прижаться к красному кузову соперника.

Я не взяла фотоаппарат, но то, что происходило уже на закате, когда алое солнце опустилось за горизонт, окрасив небеса в оранжево-розовый, оказалось настолько волшебным, что даже снимки, сделанные на телефон, завораживали и заставляли задержать дыхание.

Но и они не смогли бы передать творящееся в живую: поднявшуюся к вечеру метель-позёмку, огромный диск солнца, слепившего глаза, отражение заката на прозрачно-голубом, испещрённым царапинами от шипов, льду. Обожая дрифт, я ни разу не «пробовала» его, меня не катали, и я удостаивалась лишь зрелища. И от нескольких часов беспрерывного, лишь на вкусный обед на свежем воздухе, скольжения я захлёбывалась от счастья, как малое дитя.

Я, не отрываясь, смотрела на сосредоточенный профиль Паши, на то, как он ловко управляет рулём одной рукой, как автомобиль повинуется его малейшему желанию; я любовалась им, не веря в реальность этого дня. И возвращаясь домой, я жалела, что всё кончено. Знала бы я, что сколько бы лет не минуло, мои воспоминания о том дне будут столь же яркими и красочными и не померкнут никогда.

«Прохват» на «жиге» состоялся — одно из желаний оказалось выполнено, но я и думать забыла про наш уговор и когда-то желанный номер. Куда важнее мне стало другое.

Как бы то ни было, но когда Паша пропал снова, я приняла это гораздо спокойнее. Я убедила себя, что то, что происходит между нами, есть лишь проявление удовольствия и взаимно-приятного времяпрепровождения. Я сама виновата, что влюбилась — да ещё и не в знакомого до «корки» человека, а в тот образ, что придумала сама.

Правда, в голове всё-таки не укладывалось: как, как может происходить такой диссонанс? Как тот человек, что в живую, глядя в глаза, откровенно и чувственно шепчет «девочка моя», «моя хорошая», «я почему-то соскучился по тебе», может просто вдруг пропадать, не давая о себе знать неделями.

Невольно закрадывались мысли: а сколько у него ещё таких, как я? Глупых влюблённых девчонок, что смотрят на него со слепым обожанием и собачьей преданностью? Сколько?

***

Pavel: Доброе утро, красотка! Хорошей недельки!

Обычный, такой же, как и вчера, февральский день, и вдруг Рощин пишет первым.

Ju: Прекрасное утро, спасибо. И тебе, Паш. Поздравляю с тумбой!

Pavel: Спасибо

Ju: Песню дня тебе — *Depeche Mode — Personal Jesus*

Pavel: А тебе расслабонистую *Russian Deep Pirogov — Ты не мой*

Ju: Ох, с расслабоном я повременю. В обед послушаю. День сегодня бешеный.

Pavel: Ууу, вечерком расслабься)

Ju: Поможешь?

Pavel: Не знаю пока. В планах почистить снег у родителей. А там во сколько освобожусь.

Я отвлекалась тем, чем жила: