Ритуал последней брачной ночи - Виктория Платова

Я тряхнула головой и заставила себя не думать об этом: вконце концов, это его, Стаса, дела. В каждой избушке свои погремушки.

Пока я в нерешительности терзала приоткрытую дверцу, ОлевКиви успел достать фляжку с каким-то (очевидно, достаточно крепким) спиртным ивлить в себя ее содержимое. Это придало ему дополнительные силы, и он сновапринялся увещевать меня.

— Вы должны поехать со мной.

— Должна?

— Ну, я прошу вас… Рашп!.. [9]

Олев Киви снова посмотрел на меня — и заплакал. Вполнеинтернациональными слезами.

— Хорошо, — наконец-то сдалась я. Радуйся, подлецСтасевич. Все движется именно в том русле, которое ты предварительно проложил.

Машина сорвалась с места, и я закрыла глаза: будь что будет,не убьет же он меня, в самом деле. А все остальное, включая некоторые —исправленные и дополненные — разделы из «Практического пособия по сексу», я ужепроходила.

* * *

Маэстро Олева Киви, дипломанта, лауреата и почетного членарасплодившихся по всему миру Академий, принимали в Питере по высшему разряду. Японяла это сразу, как только наше такси оказалось под сенью Крестовского с егочрезмерно пышными особнячками «слуг народа» и совершенно чрезмерным обилиемвидеокамер слежения.

Я была слишком невразумительной шлюхой, чтобы посещатьподобные места, а другой шанс мне вряд ли представится. Так что выше голову,Варвара Сулейменова, во всем можно найти положительные стороны.

За то время, что мы добирались до непритязательногокараван-сарая для VIP-персон, Олев Киви успел четыре раза поговорить помобильнику: на приличном английском, ломаном французском и совсем ужнепотребном итальянском… Последний звонок, в отличие от предыдущих, был сделансамим Киви. Разговор шел на эстонском — на том самом эстонском, жалкие осколкикоторого я тщетно пыталась забыть. Виолончелист договаривался о свидании —возможно, романтическом: Осло, «Королева Реджина», номер 217. Потом последовалопрепирательство относительно даты, и Киви и его собеседница сошлись на седьмомиюля.

Седьмое июля. Седьмое, а сегодня четвертое. Через два дня онбудет в Осло, сукин сын. А я останусь здесь — с занудой Стасом и прибавкой кжалованью, если повезет.

Черт знает почему, но я почувствовала себя уязвленной: верхнеприличия лапать глазами одну женщину и при этом ворковать с другой. Напрочьвыбросив из головы дремовские инструкции, я закинула ногу на ногу, потянулась кфляжке, лежащей на сиденье между нами, и сделала большой глоток.

Виски. И совсем неплохое.

Киви сунул мобильник в карман и снова уставился на меня. Апотом попросил таксиста остановиться. Я насторожилась: неужели он почуял подвохв моих профессионально-непристойных коленях и моментально вычислил дамуполусвета? Сейчас выкинет меня из машины или, того хуже, потребует справку отвенеролога… Но ничего подобного не произошло, напротив, он сам покинул салон ивернулся спустя пять минут с шампанским и розами — самый банальный ход, которыйтолько можно было придумать. Шампанское я ненавидела еще со времен начала моейтрудовой деятельности в Таллине. Тогда налакавшиеся вусмерть клиенты обливалиим постели, пупки и нижнее белье, полагая (кретины!), что это очень эротично. Арозы…

Розы были слишком недолговечны, чтобы испытывать к нимкакое-то чувство. И потом, на фотографии покойная жена Киви тоже былаизображена с розой в руках.

Так что понятно, кому на самом деле предназначаются ивыпивка, и цветочки: задрав портки, Олев Киви горит желанием дважды войти водну и ту же реку…

— Это вам, — с придыханием сказал он и протянулмне увесистый букет.

Ясен перец, мне; не матерому же шоферюге, в самом деле! Ишампанское тоже: придется пить его из горла, если Олев Киви заранее не запассяфужерами.

…Никаких фужеров, естественно, не было и в помине. Акончилось все тем, что эстонец сорвал пробку и залил пеной мое красное платье.Я даже не успела отреагировать на эту гусарскую выходку — и все потому, что онтотчас же приклеился ладонями к мокрой ткани, потом перешел на колени, бедра иживот. Бессвязные извинения сменил такой же бессвязный лепет о невозможности,нереальности всего происходящего.

Кажется, он назвал меня Аллой.

…Отрезвление пришло сразу же, как только машина остановиласьвозле высокой ограды, за которой прятался от собачников, эксгибиционистов ипрочей шушеры шикарный гостиничный особняк. Киви тряхнул выцветшими волосами,не глядя расплатился с шофером и помог мне вылезти из такси.

— Что дальше? — спросила я.

— Я испортил вам платье, — покаялся чертоввиолончелист. Это прозвучало как: «Я испортил вам вечер и собираюсь испортитьжизнь». — Я хотел бы загладить вину.

Интересно, каким способом? Наверняка старым дедовским:неприхотливая хуторская случка под сенью футляра от виолончели. Но в концеконцов, именно за это мне и платят.

— Поднимемся ко мне. — Голос бедняги Олева слегкаподрагивал, он все еще боялся, что я развернусь и уйду, дурачок. — Вамнужно хотя бы обсохнуть.

…Его номер располагался на третьем этаже: почтипрезидентские апартаменты, несколько дежурных филармонических корзин с такимиже дежурными цветами (издержки профессии), несколько дорожных баулов из дорогойкожи (за любую из этих умопомрачительных вещиц я готова была расплатитьсянатурой, не сходя с места); пачка каких-то приглашений на столе и его орудиетруда — прямо посередине комнаты.

При виде этой непомерно раздувшейся от гордостискрипки-переростка я зябко повела плечами: наверняка Киви предложит мнепрослушать что-нибудь из его репертуара, перед тем как затащить меня в койку.

Наверняка.

Так впоследствии и произошло, но начал он не с этого.

— Хотите есть? — спросил Киви.

— Для начала я хотела бы вымыться, — залитоешампанским платье липло к ногам и создавало определенные неудобства.

— Да-да, конечно…

Он проводил меня к дверям ванной и почтительно распахнул ихпередо мной.

— Прошу. Все полотенца чистые…

К чему, к чему, а к гостиничным номерам мне было непривыкать: я захлопнула дверь и задвинула щеколду. И пустила воду.

На то, чтобы смыть с себя страстные остатки шампанского,ушло три минуты. Потом, проклиная все на свете, я застирала подол и облачиласьв толстый махровый халат, висевший на вешалке. Эта фирменная гостиничнаятряпица, помимо всего прочего, должна спровоцировать хобот Олева: женщина вмужском халате — это всегда намек на интимно-доверительные отношения. И на самусобой разумеющуюся близость.

Но когда я вернулась в гостиную в этом чертовом халате, ОлевКиви заметно огорчился.