Таня Гроттер и молот Перуна - Дмитрий Емец

Таня проскользнула за свой столик. Баб-Ягун, Ванька и РитаШито-Крыто, сидевшие вместе с ней, выглядели довольными. Сегодня по жребию имвыпала шоколадная скатерть, и они демонстративно морщили носы, пытаясь, кромешоколада, вытребовать у скатерти восьмой сорт мороженого в дополнение к темсеми, которыми скатерть щедро делилась. С соседних столиков за ними завистливонаблюдали «редечники» и «маннокашники».

«Винегретно-вафельники» и обладатели пончиковой скатертисохраняли нейтралитет.

– Эй, Танька, ты чего? Соображай, на какие скатертиопаздывать! – весело закричал Баб-Ягун, уже оправившийся от конфуза снеудачным подзеркаливанием. – И не покупайся, если хмыри с восьмогостолика булочки будут на обмен предлагать! Они их заговорили и теперь ищут,кому спихнуть!

– Ум… Тузиков попробовал – у него щеки, как у хомякаразнесло! Оно, конечно, удобно запасы хранить, но девушкам это ненравится, – с набитым ртом добавила Рита Шито-Крыто.

Один Ванька ничего не сказал Тане, а только отрешенноулыбнулся и пожелал приятного аппетита. Тане захотелось сунуть этого упрямцаносом в шоколад, а потом расцеловать, чтобы он больше не дулся, но вместо этогоона тоже вежливо улыбнулась и пожелала Ваньке «самого расчудесного аппетита изамечательного пищеварения». Обменявшись колкостями, оба миролюбиво занялисьшоколадным тортом.

После обеда все разделились. Баб-Ягун умчался кСемь-Пень-Дыру смотреть новый драконбольный каталог, который тому прислали сЛысой Горы.

– Я ничего не куплю, вот увидишь! Только посмотрю однимглазком! – сказал он Тане.

Таня Гроттер хмыкнула. Уже по тому, что Ягун ни с того ни ссего стал давать обещания, она готова была поспорить: играющий комментаторскупит добрую треть каталога, истратив все подаренные ему на Новый год дырки отбублика. Недели же через три, когда придут все эти непрожигаемые мази,огнеупорные насадки на пылесос, тренировочные реактивные мячи и ускоряющаянастойка из цикуты для добавления в русалочью чешую, – Ягун снова будетбить себя кулаком в грудь, плеваться и клясться, что немедленно отправится наЛысую Гору, найдет того, кто рассылает каталоги, и заставит его съесть всю этудребедень, заедая ее кусочками каталога.

Одновременно с Ягуном убежал и Ванька. Он отправился кТарараху проведать химеру, львиный рык и козлиное блеянье которой каждую ночьставили на уши весь Тибидохс. Циклопам, имевшим привычку дремать на часах,спросонья мерещилось, что напала нежить. Они начинали бегать с секирами по школе,перекрывая ведущие в подвал лестницы.

Химера, змеиный хвост у которой никак не желал заживать,неплохо прижилась у Тарараха. Она уже загрызла вепря и едва не сожралаЖар-птица, так что питекантропу пришлось посадить химеру в клетку. Тарарах былэтим недоволен. Он считал, что все магические существа должны жить на свободе.К тому же, бросаясь на прутья клетки, химера наносила себя раны, которыеТарараху приходилось залечивать.

Единственным, к кому химера относилась неплохо, был, как нистранно, Ванька. Когда он входил в берлогу к Тарараху, берлогу, по запахам изагроможденности давно превратившуюся в зверинец, химера переставала рычать. Еечетыре глаза на расположенных одна за одной мордах – львиной и козлиной – неотрывались от Ваньки все время, пока он оставался в берлоге. Если мощномуТарараху, когда он делал химере перевязку, приходилось прибегать к помощициклопов, Ванька обходился один и без всякой помощи. Химера охотно пускалагибкого худощавого подростка к себе в клетку и не бросалась на него, даже когдаон накладывал едкую мазь на ее раны.

Порой, когда химера начинала волноваться, Ваньке достаточнобыло сосредоточиться и слегка рыкнуть, подражая ее голосу. Козлиная головасразу пугливо поджимала уши, а львиная щурилась и поглядывала на Ваньку суважением, как на своего.

– Ну ты того… не слишком геройствуй. Оно еще непонятно,что у этой дылды в башке-то, в какое ухо ей дурь ударит… – с гордостью засвоего ученика басил Тарарах. – Оно, видать, в крови у тебя магия такая,что звери запросто подпускают. В родне-то у тебя звероязыких магов не было?

– А кто его знает? Отец вот только на границе собактренировал, когда в армии служил. Потом даже когда пить стал, на четвереньках,бывало, домой ползет – все равно ни одна собака не зарычит. А псы у нас вгороде ого-го! – скупо сказал Ванька и больше уже ни на какие вопросыТарараха не отвечал.

Он не любил говорить о своих родных, хотя довольно часто –Таня это знала точно – посылал купидона разведать, как они там. Новости,которые приносили крылатые младенцы, были чаще всего неутешительными. Порой,выслушав очередного купидона, Ванька молчал по два дня. Он вообще был скрытными долго переживал обиду, в отличие от Баб-Ягуна, с которым можно было насмертьпоссориться и тотчас помириться раз пять за неделю.

– Ты того, брат, не грусти. Не злись на отца… Отцы, онивсякие бывают. У меня папаша вообще каннибалом был, покуда его самого ребята изсоседнего племени за здорово живешь не умяли. Время такое было. Чутьзазеваешься, и – фьють! И дед каннибалом был, и прадед… – ободряюще сказалпитекантроп, положив тяжелую, как окорок, руку Ваньке на плечо.

– А ты был каннибалом? – спросил Ванька. Они сТарарахом давно были на «ты».

Тарарах передернулся.

– Нет, не по мне это. Не мог я, – решительносказал он.

– А ты пробовал?

– Было как-то с голодухи… Ешь, а куски поперек горлавстают. Думаешь: разве мать его для того родила и молоком своим выкормила, чтобон в котел общий попал? Нет уж, думаю, лучше уж с голоду околею, чемчеловеческое мясо буду есть. Да вот не околел же. До весны кое-как перебились,а там и дракон этот подвернулся, – с неохотой вспомнил питекантроп.

Таня тоже с удовольствием зашла бы посмотреть на химеру, ноей не хотелось, чтобы Ванька решил, что она таскается за ним хвостом, как таксаПолтора Километра за тетей Нинелью на прогулке. Поэтому, вместо того чтобыследовать за Ванькой, она свернула на Главную Лестницу, но не остановилась уЖилого Этажа, а стала подниматься выше. Это произошло спонтанно, без долгихразмышлений. Тане захотелось подняться на чердак и, если позволит защитноезаклинание, пробраться на крышу, чтобы еще раз взглянуть на стрелку, чтоуказывала направление на Лысую Гору.

Бесконечные ступени прыгали у нее перед глазами, дыханиесбивалось, и вскоре Таня уже жалела, что не полетела на контрабасе. Она былауже высоко, когда внезапно услышала на лестнице голоса. Кто-то спускался ейнавстречу. По звучанию голосов Таня поняла, что это Сарданапал и Медузия.