Я сделал тебе больно - Eva Kuri

Правда, Марта впервые была столь зла на свою дочь, хотя первым тайну моего друга раскрыл я.

Тётушка нехотя выполнила приказ военного. Теперь мы стоим на площади, соединяющей несколько улиц. Людей было полно. Мне даже стало неуютно, когда мы пробирались сквозь такую громадную толпу. Кто-то из военных проводил нас, как почётных гостей, и наказал нам стоять в самом первом ряду.

— Зачем мы сюда пришли, тётушка? — обычно я не задаю вопросы, предпочитая лишний раз не лезть в чужие дела. Но сегодня я даже удивился своему любопытству. Может, это после того тёплого разговора с Мартой?

— Дети… — она присела, чтобы быть с нами на одном уровне, — Запомните: сейчас вы закроете глаза и уши, когда я вам скажу. Это не обсуждается, — последнюю фразу она произнесла настойчиво. Я переглянулся с Фрауке, а потом мы синхронно кивнули.

Постепенно толпа начала громче шуметь. Гам проникал в мои уши, раздаваясь беспорядочным эхом внутри моей черепной коробки. Вся эта суета давила на меня и не позволяла сосредоточиться на своих размышлениях, в которые я трепетно пытался провалиться. Тут вышел военный, весь в своём привычном величии. Он говорил что-то про незабываемое представление, нас ждало что-то особенно. Мы что, в цирке? Мне стало ещё скучнее, хоть волком вой. И почему мы стоим первыми? В толпе меня не было бы видно — только в таких случаях мой рост меня спасал. Сейчас же ни рост, ни моя внешность, ничего во мне не позволяло спрятаться где-нибудь в укромном и безопасном местечке. Пока я думал, этот немец замолк. Хищно улыбнулся, что напрягло меня, и отошёл в сторону, рукой приглашая новоприбывших.

Меня охватил ужас. Кажется, сейчас я был похож на Марту, когда ей сказали, что на площади должны присутствовать и я с Фрауке: такие же здоровые круглые глаза, раскрытый рот буквой “о”, а лицо превратилось в бледное пятно, похожее на мел. По телу пробежал холодок, а ноги начали подкашиваться. Вывели две фигуры в наручниках. Мужчина и мальчик. Это были Йозеф и Саша Шмитт. На мужчине не было и живого места. Он весь покрыт гематомами, а лицо раздуло так, что я не сразу его узнал. Но Саша… Его я узнал моментально. Он стал ещё худее, потому глаза его теперь кажутся больше и неестественнее. Под левым глазом красуется большой синяк. А его восхитительные волосы, немного волнистые на концах, сбриты. Мне стало дурно от всего этого. Зачем они здесь? Для чего их заковали в наручники? Что сейчас произойдёт? Мне очень не хотелось здесь находиться, среди этого базара, словно мы прибыли на рынок. Военный — продавец, пытающийся завладеть нашим вниманием. А две тощие фигуры, в оборванной грязной одежде, как товар выставлены на показ. Толпа была подобно мясорубке, а мой друг со своим отцом — кусочки мяса, которых эти жадные потребители иллюзий были готовы размельчить и съесть.

Саша заметил меня. Нет, не смотри. Я не хочу. Твой взгляд прожигает меня дотла, а твои пустые, отстранённые и совсем чужие для меня глаза мне не нравятся. Что с тобой случилось? Почему тебя и дядю Йозефа побили? У меня нет сил смотреть на них, поэтому я отвёл взгляд в сторону. Меня затрясло и ровно стоять было уже невыносимо. Кажется, ещё немного и я рухнусь на землю в беспамятстве.

— Робин… — кто-то шёпотом позвал меня, легонько тронув плечо. Я вздрогнул от неожиданности и повернулся. Это была Фрауке, — Тебе тоже больно на это смотреть?

У меня не было сил даже на то, чтобы ответить ей. Я и не сразу понял о чём она говорит и вообще, зачем она говорит, — Ты дрожишь как осиновый лист. Тебе очень плохо? — в ответ моё молчание, — Давай убежим отсюда? Я не хочу смотреть на это представление…

Девочка, что всегда вызывала у меня одну неприязнь, сейчас наоборот кажется такой раздавленной букашкой. Неужели мне жалко её? Всю неделю я толком не видел Фрауке, поэтому уже и забыл, что она когда-то была занозой в заднице. Её лицо, как мне показалось, было ещё белее моего, а глаза окрасились в пурпурный — чуть что и они зальются слезами. Честно? Мне захотелось её обнять и успокоить, как тогда я обнимал Марту.

Вновь грозный немец что-то закричал, да ещё и так восторженно, я бы сказал, по-дьявольски. Он явно безумец. Может, пока ещё не поздно, в самом деле взять за руку Фрауке и унести свои ноги отсюда? Или все подумают, что я трус, а дядя Фридрих начнёт осуждать меня за поступок не настоящего мужчины, а потом и вовсе накажет?

Мне почудилось, будто кто-то назвал моё имя. Саша? Это был ты? Повернувшись на своеобразную сцену, я вновь встретился с ним взглядом. Он улыбается. Так искренне, и одновременно так печально. Мне очень не хватало этой улыбки… Худые, но такие нежные, женские руки прикрыли мне глаза.

Прозвучала череда выстрелов. Затем глухие звуки падения чего-то тяжёлого и более лёгкого о землю. Что-то упало. Нет, кто-то упал…

Лужа. Я уставился на эту дождевую лужу. Но, что это? Стекает тёмно-красная жидкость, сливаясь в единое целое с лужей. Теперь она багрового цвета. Это ведь, кровь… да?

Она медленно увлекает мои ноги за собой, как болото засасывает куда-то в глубину. Топит, жадно отнимая остатки кислорода, которые с трудом проникают сквозь этот нестерпимый кошмар. Мне трудно дышать, грудь наполняется неизвестным мне, но таким тягостным чувством. Лужа сжимает меня в цепких объятьях, подобно свирепой зверской пасти, и последние остатки сил ускользают от меня. Внутри груди разрастается это давящее болезненное чувство, покрывающее мою душу тёмными водами. Это безумие. Чёртова лужа. Оставь меня в покое!!!

Больно. Мне очень больно где-то в глубине души. Лужа не жалеет никого, целиком поглощает и растворяет без остатка, будто в ней смешали очень едкое вещество. Безжалостная. Эгоистка. Чудовище.

Я понял. Она отражает меня, не так ли? Такая же смутная, грязная и поганая. Она бездушная, как и я. Погружаясь в этот беспощадный бордовый океан, мне становится ясно: я — чудовище, как и эта лужа.

Мой поступок, мой выбор и та мрачная безысходность, которую я ношу внутри себя, отражены в этой нечестивой маске. Саша… Я только сейчас понял, что ты мне тогда сказал. Я сделал больно, очень-очень больно и себе, и тебе. Прости меня… Я в самом деле глупец.

У меня нет сил находиться здесь. Душно. Мне совсем уже нечем дышать. В воздухе висит омерзительный запах крови.