Опиумная война - Ребекка Куанг

— А разве на севере не принимают ляны и медяки? — спросила Рин.

Учитель Фейрик хмыкнул:

— Ты ведь никогда не покидала Тикани, верно? В империи в ходу, наверное, двадцать разных монет — черепашьи панцири, ракушки-каури, золото, серебро, медь… У каждой провинции свои деньги, потому что они не доверяют имперской бюрократии с поставками монет, а у самых крупных провинций — по два-три вида денег. В качестве стандарта везде принимают только серебряные монеты Синегарда.

— И сколько мы получим взамен на эти? — спросила Рин.

— Немного. Но чем ближе подъедем к городу, тем хуже будет обменный курс. Лучше сделать это еще в провинции Петух.

Учитель Фейрик не уставал предупреждать Рин об опасностях столицы:

— Всегда держи деньги в переднем кармане. Воры в Синегарде отчаянные и дерзкие. Однажды я схватил ребенка, когда он запустил руку мне в карман. И даже после этого он дрался за мою монету. Все попытаются тебе что-нибудь продать. Услышав стряпчего-зазывалу, смотри вперед и делай вид, что не слышала, иначе он будет преследовать тебя целый день. Им за это платят. Держись подальше от винных лавок. Если кто-то будет предлагать тебе кувшин вина из сорго меньше чем за одну монету, это поддельный напиток.

— Как можно подделать спиртное? — поразилась Рин.

— Смешать сорговое вино с метанолом.

— С метанолом?

— Древесным спиртом. Он ядовит, от большого количества ты ослепнешь. — Учитель Фейрик погладил бороду. — И держись подальше от уличных торговцев соевым соусом. Некоторые вместо кислоты добавляют в него человеческие волосы, чтобы обошелся дешевле. Я слышал, что волосы находят и в хлебе, и в лапше. Хм… в общем, лучше вообще не притрагиваться к уличной еде. Тебе продадут блинчики на завтрак по медяку за штуку, но жарят их в масле из сточной канавы.

— Из сточной канавы?

— Это масло собирают прямо на улице. Большие рестораны сливают остатки в канаву. Уличные продавцы процеживают его и используют.

Рин замутило.

Учитель Фейрик дернул Рин за одну из крепких кос.

— Лучше отрежь их, прежде чем доберешься до академии.

Рин отдернула косы.

— Женщины в Синегарде не отращивают волосы?

— Женщины в Синегарде так лелеют свои волосы, что пьют сырые яйца для сохранения блеска волос. Дело не в эстетике. Не хочу, чтобы тебя затащили за косы в переулок. Тогда никто о тебе не услышит, пока через несколько месяцев ты не очутишься в борделе.

Рин с тоской посмотрела на косы. Она была слишком смуглой и костлявой, чтобы считаться красивой, но всегда считала длинные и густые волосы своим лучшим достоянием.

— Это обязательно?

— В академии тебя наверняка все равно заставят постричься, — сказал учитель Фейрик. — Да еще возьмут за это плату. А цирюльники в Синегарде недешевы. — Он погладил бороду, обдумывая дальнейшие предостережения. — И смотри не нарвись на фальшивые деньги. Серебряная монета — не настоящая имперская, если десять раз подряд не упадет на сторону с Красным императором. Если увидишь, что кто-то лежит на улице, но никаких ран не заметно, не помогай ему. Тебе скажут, что это ты его толкнула, отволокут в суд и наложат такой штраф, что сдерут последнюю рубаху. И держись подальше от игорных домов. — Голос учителя Фейрика погрустнел. — С игроками нужно держать ухо востро.

Рин начала понимать, отчего он покинул Синегард.

Но никакие слова учителя Фейрика не могли погасить ее предвкушение. Даже наоборот, ей еще больше хотелось побыстрее приехать. Она не станет чужой в Синегарде. Не будет питаться на улицах или жить в городских трущобах. Ей не придется драться за объедки или побираться. Она уже добилась определенного положения. Ученица самой престижной академии во всей империи. Уж, конечно, это оградит от опасностей города.

Тем же вечером Рин отрезала косы ржавым ножом, одолженным у охранника каравана. Она чиркнула лезвием поближе к уху, насколько осмелилась, и резала туда-сюда, пока коса не свалилась. Это заняло больше времени, чем рассчитывала Рин. Закончив, она уставилась на два толстых каната волос, лежащие на коленях.

Она подумывала их сохранить, но потом решила, что для этого нет причин. Это просто мертвые волосы. На севере их и не продашь — Синегард славился тонкими и шелковистыми волосами, там не нужны грубые космы крестьянки из Тикани. Рин вышвырнула их из повозки на пыльную дорогу.

Караван прибыл в столицу, когда Рин уже начала сходить с ума от скуки.

Она заметила знаменитые Восточные ворота Синегарда за несколько миль — грандиозная серая стена, увенчанная трехъярусной пагодой и надписью в честь Красного императора. «Вечная сила, вечная гармония».

Какая ирония, подумалось Рин, ведь страна чаще воевала, чем пребывала в мире.

Приблизившись к круглым дверям, караван резко остановился.

Рин ждала. Ничего не происходило.

Прошло еще двадцать минут, учитель Фейрик высунулся из фургона и поманил провожатого.

— В чем дело?

— Впереди мугенцы, — объяснил тот. — Какой-то пограничный спор. В воротах их заставили отдать на проверку оружие. Это займет еще несколько минут.

Рин выпрямилась.

— Это солдаты Федерации?

Она никогда не видела мугенских солдат — в конце Второй опиумной войны всех мугенцев выгнали из оккупированных областей и отправили обратно на родину, остались лишь несколько дипломатов и купцов. Для никанцев, родившихся после оккупации, они были призраками из современной истории — всегда маячат где-то у границ, вечная угроза с незнакомым лицом.

Учитель Фейрик схватил ее за руку, прежде чем Рин успела выскочить из повозки.

— А ну, вернись!

— Но я хочу посмотреть!

— Нет, не хочешь. — Он схватил ее за плечи. — Ты не хочешь смотреть на мугенских солдат. Если ты их разозлишь, если они вдруг решат, что ты над ними смеешься, они тебя побьют. У них дипломатический иммунитет. Они плевать на тебя хотели. Ясно?

— Но мы победили в войне, — насупилась Рин. — Оккупация закончилась.

— Победили, но с трудом. — Учитель толкнул ее обратно на место. — И твои наставники в Синегарде думают только о том, как победить в следующей.

Кто-то во главе каравана выкрикнул приказ. Последовал толчок, и повозки снова двинулись. Рин перегнулась через борт, пытаясь рассмотреть, что происходит впереди, но увидела лишь, как за тяжелыми воротами мелькнули синие мундиры.

И наконец они оказались у ворот.

Центральный рынок бросал вызов сразу всем чувствам. Рин никогда не видела столько людей и вещей в одном месте одновременно. Ее оглушил гул покупателей, сбивающих цену, ослепили яркие и цветастые рулоны шелка, разложенные на больших лотках, душила вонь дурианов и зерен перца, витающая над складными жаровнями.