Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

А Заболотный сказал секретарше:

— Соедините с военкомом, Лидия Карповна. Подготовьте мандат на имя Одинцова Фрола Яковлевича. — Обернулся к нему: — Вот так, дорогой. Будешь полномочным представителем партии и Советской власти в Алеевском районе. Да гляди, чтобы «трофейные» не опутали. — Видя недоумение на лице Одинцова, разъяснил: — Эти, что оставались в оккупации. Ими органы занимаются. Так ты там — построже.

— Доверие оправдаю, Степан Мефодиевич! — снова вытянулся Одинцов.

— Не сомневаюсь, не сомневаюсь... — Заболотный со значительным видом покосился на ожидавших приема, мол, смотрите, как надо решать вопросы, учитесь. И продолжал: — Обойди отделы. Озадачишься — явись ко мне.

...Обласканный, вышел Одинцов от Заболотного и поначалу даже растерялся. Шел, как под хмельком, чувствуя необыкновенную легкость. А потом проникся к себе уважением, заважничал. Еще бы, хозяином района возвращается домой. Пока созовут партийную конференцию, чтобы официально избрать его секретарем райкома, пока найдут подходящего человека на пост председателя райисполкома — вся власть ему отдана. Вот какими милостями осыпал Заболотный, не говоря уже о том, что от фронта избавил. После всего этого разве забудет он, Одинцов, своего благодетеля!

* * *

Минуло три дня, как Одинцов появился в Крутом Яру. Все это время он носился по району на изрядно потрепанном бобике, раздобытом с помощью Заболотного. В кармане у него — пистолет. В машине рядом с шофером — автомат, выданный для самообороны. Одинцов повсюду таскает его, уверовав в то, что его жизни и в самом деле грозит опасность.

Нравится Одинцову его новая роль. Быстро вошел во вкус: что ни скажет, что ни потребует — противоречить некому. В селах старики, бабы, подростки остались. Правда, кое-где появились калеки, успевшие возвратиться из госпиталей. Но они еще заняты собой, мучительно привыкая к положению инвалида.

Принимал Одинцов свое «хозяйство» и тут ^е давал руководящие указания. Старался. Скорее потому, чтобы не загреметь на фронт да еще желая доказать, что на последних предвоенных выборах в районный Совет его, бывшего председателя, зря забаллотировали. Тогда и Заболотный ничего не мог сделать. Лишь учинил разнос секретарствовавшему в то время Изоту Холодову за то, что, якобы, не обеспечил партийного руководства в избирательной кампании. Председателем райисполкома избрали Савелия Верзилова. Да только не вернется он из эвакуации. По-дурному погиб. Еще бы. Кто же с протезной ногой решится сигать в полынью, мальцов спасать. Сам себе вдали от войны погибель нашел. А вот он, Одинцов, снова на коне.

Из Бурьяновки Одинцов выехал уже по темному. Сидел хмурый, злой. Вспоминал стычку на собрании. Бурьяновцы сами избрали председателя. И кого же! Снова своего прежнего — Захара Круковца, которого не без участия Одинцова в свое время осудили на три года. В тридцать третьем это было, когда он часть хлеба раздал колхозникам, а первую заповедь недовыполнил. Теперь отвоевался. Пришел с выбитым глазом и оторванной кистью правой руки. На груди — боевые ордена. И еще несколько таких же бывших фронтовиков успело к дому прибиться. Тут у него, Одинцова, впервые потребовали документы. Убедившись, что перед ними действительно секретарь райкома, не очень торопились выказывать почтение. Более того, позволили себе не согласиться с его мнением заменить ранее судимого Круковца другим человеком на должности председателя колхоза. Уязвленный, он было повысил голос. Но тут же услышал насмешливое: «Чи он справди думает нас пугать, братцы?..»

И сам Захар довольно вызывающе повел себя, сказал упрямо: «В другое время, может быть, обиделся, сам отказался бы от этой ноши, а сейчас — не могу. Ты уж как хошь думай — не уступлю».

Одинцов понял, что этим бывалым солдатам не так-то просто диктовать свою волю. Не «трофейные». С темн ему проще управляться: тише воды и ниже травы. Однако и уяснив это, он прежде всего подумал, что еще найдет способ настоять на своем, одернуть зарвавшихся фронтовичков.

Придя к такому выводу, Одинцов несколько успокоился, откинулся к спинке сиденья машины. Свет фар теснил, раздвигал темноту, словно что-то живое — упорно и безмолвно сопротивляющееся. Справа подступали заросли разнотравья, уже тронутого желтизной увядания. Слева тянулась сплошная, без повалов зеленая стена посадки. Удивительно четко проступали нависшие над дорогой ветви и будто чеканные листья, раскрашенные сочным, неестественно ярким ультрамарином.

Машина мягко катила вдоль посадки по заброшенному, полу-заросшему шляху. К Одинцову окончательно возвратилось хорошее расположение духа. Конечно, с полномочиями, которыми наделен, и вытекающими из этого возможностями он еще покажет себя. Главное — сразу же дать почувствовать силу, твердую руку, характер, черт побери! Круковец еще пожалеет, что вот так дерзко ответил ему, секретарю райкома. Завтра же...

— Автомат. Дай автомат, — быстро проговорил Одинцов, протянув к шоферу руку и не отрывая взгляда от появившегося на дороге зайца. Теперь его мстительное чувство, кажется, нашло безответную жертву.

Ослепленный фарами зверек остановился, беспомощно уставился на вдруг вспыхнувшее среди ночи солнце, совсем не подозревая, что из темноты, сгустившейся за пределами невыносимо яркого света, уже глядит на него смерть... Машину покачивало, и Одинцов никак не мог поймать цель на мушку.

— Притормози, — шепнул он шоферу, словно опасаясь, что заяц услышит его и убежит.

Полосанула автоматная очередь. Зверек дернулся, забился на дороге. И, будто поняв, что не может убежать, горячечно перебирая передними, еще послушными, лапками, пополз к посадке, где, видимо, надеялся укрыться. Выскочивший из машины Одинцов схватил его за задние лапы. Тогда заяц закричал тонко, жалобно, как захлебывающееся в плаче дитя. Он все кричал и кричал, пока Одинцов нес его к машине, пока со всего маху не ударил головой о колесо.

4

— Так-так. Пыжов. Тимофей Авдеевич, — заговорил начальник отдела кадров Ясногоровского отделения железной дороги, едва Тимофей представился. — Значит, прибыл. Поздравляю. — Он вышел из-за стола, крепко пожал руку, указал на стул, приглашая садиться. — Ждали тебя. Вот и приказ о назначении. Уже подписан начальником отделения. Принимай Ясногоровское депо.

— Что вы сказали? — не веря своим ушам, переспросил Тимофей. — Я ведь никогда...

Начальник отдела кадров развел руками, сочувственно, добродушно улыбнулся.

— Тебя рекомендовал транспортный отдел обкома. Принимай дела. Осмотрись. Дня через три возвратится из Москвы Викентий Петрович. Тогда поговорит с тобой.

Тимофей ушел растерянный, оглушенный этим неожиданным для него назначением. И не с кем ему посоветоваться, некому излить свои тревоги и сомнения. Он знал довоенное депо — благоустроенное, многолюдное, подчиненное четкому производственному ритму. А теперь не узнать его. Всюду запустение и разор. Правда, сюда уже пришли люди: строители, ремонтники. Надо организовать их труд, сплотить. А сможет ли он? Ведь это не паровозная бригада в три человека.

Он