Чеченский дневник - Адольф Борисович Дихтярь

зажует бычками

и,

молоко на водку выменяв,

уйдет,

помахивая

выменем.

 

Шатаясь,

тряскими шажками,

в дымину пьяная коза

уйдет,

куда глядят глаза,

чтобы потом присниться мне.

 

Да,

на войне,

как на войне.

 

ЗИМНЯЯ ДОРОГА

Я качу по первопутью.

Не шофер —

автоджигит!

Лунный свет

замерзшей ртутью

в лобовом стекле дрожит.

 

Холодок под сердцем,

слева.

Справа, под рукой,

АК.

Хрипота от перегрева

в горле бедного движка.

 

Грохнет

с гаубичным взвывом

под колесами фугас.

Нас с тобой разлучит взрывом,

мой Пегас

по кличке ГАЗ.

 

БЕССОННИЦА

Ночь

и месяц,

морда лисья.

А за стенками палатки

шелестят сухие листья,

как фольга от шоколадки.

 

Как фольга от шоколадки?

Как обертка от взрывчатки?

Или кто-то раздевает

кукурузные початки?

 

Козодой,

ночная птица,

нагоняет страхи стоном.

Спят друзья,

а мне не спится

в смраде,

потом просоленном.

 

Полог порванный откину,

К Сунже выберусь украдкой

Кто там с хрипом двшит в спину?

Кто там бродит за палаткой?

 

Это тени жертв невинных,

Жертв фугасов и растяжек,

тени тех,

кто сгнил в руинах

взрованных пятиэтажек,

 

тени заживо сожженных

и задушенных во сне,

тени пулями сраженных

в Дагестане и Чечне,

 

кто в глухих аулах горных

сгинул в рабстве от побоев,

кто с удавками на горлах

не разыгрывал героев,

 

тени тех,

кто на расстреле,

босиком и без бушлатов,

безоружные,

смотрели

в Грозном

в дула автоматов.

 

Тень за тенью,

тень за тенью…

В звуках ночи сокровенных

слышен мне призыв к отмщенью

за невинно убиенных.

 

ВАСИЛИЙ

Друг?

Собой заслонит от пули.

Враг?

На мушку,

и топай в ад!

Всей родни —

проживающий в Туле

Клим,

единоутробный брат.

 

Я друзей называл друганами,

ты князьями нас называл.

«Фарт, —

смеялся, -

идет волнами.

Князь,

не лезь под девятый вал.

Опасайся,

князь,

просчитаться!

Помнишь дело у Ведена?

Помнишь

Саню-зеленоградца?

Просчитался —

и Саньке хана…»

 

Головой,

сединой забеленной.

ты мотал,

смешками давясь:

«Ах, какой я еще зеленый

по сравненью с тобою,

князь!»

 

Лоб в морщинах,

словно в зарубках,

метках ста пережитых бед.

Ни в поступках твоих,

ни в проступках

ничего зазорного нет.

 

Ты прополз,

проехал,

протопал

Гудермес…

Ведено…

Хал-Килой…

Пьешь?

До дна

И стаканом об пол!

Бьешь?

Кувырк, и с копыт долой!

 

БРАТИШКАМ

Жизнь,

братишки,

обесценена

и не стоит ни гроша,

лишь на лирику Есенина

откликается душа.

 

Рыщем-свищем,

жизнь пришпоривши,

по горам да по долам.

После боя выпьем,

кореши,

водки с пивом пополам.

 

Что смогли из жизни выжали,

погань чуяли чутьем!

 

Пей, братишки!

Раз уж выжили,

значит,

долго проживем!

 

У ТЕЛЕВИЗОРА

Плачьте, красавицы, в горном ауле

Правьте поминки по нас:

Вслед за последнею меткою пулей

Мы покидаем Кавказ.

А. Бестужев-Марлинский

 

С тихим шепотом:

«Боже!»

крестят матери танки,

и морозом по коже

марш

«Прощанье славянки».

 

Обжигающий холод,

поцелуи по-русски,

и ползут

через город

танки

к месту погрузки.

 

Не за баксы и грины

от взбесившейся швали

боевые машины

пехтуру прикрывали.

 

Люди,

душами выстыв,

мира мы

не обрящем,

позабыв про танкистов,

павших в Грозном горящем.

 

Танки в свете закатном

на мосту через Терек.

Титры.

Шнитке за кадром.

Можно вырубить телик.

 

БАЛЛАДА О ЧЕТВЕРТОМ

Чудеса бывают в кино лишь?

Вот история,

если позволишь…

 

Напоролся отряд на банду.

Посте остервенелого боя

уцелело всего лишь трое.

И Четвертый,

принявший команду.

 

Бой есть бой.

Вчетвером они стали

отбиваться от целой стаи.

 

Вы их судьбы к себе примерьте…

До заката дрались герои.

До заката погибли трое.

А Четвертый

ушел от смерти.

 

Друг как брат нам

на поле ратном.

Друг погибший ближе,

чем брат нам.

 

То оврагом,

то горной тропою.

сжав в ладони

до крови стертой

пистолет,

полумертвый

Четвертый

вел погибших друзей за собою.

 

Рядом с Тереком,

под ракитой,

он,

Четвертый,

упал, как убитый.

 

«Приложил я к груди его

ухо

и подумал:

ошибка слуха…

В нем,

совсем похожем на мертвого,

живо бились четыре сердца!»

Вот слова черноусого терца,

подобравшего в поле Четвертого.

 

ПАПАНЯ

В сентябре

на заре

над станицей

журавли пролетают станицей.

 

И Папаня, казак мировой,

ветеран второй мировой,

попрощавшись кивком со старухой,

ковыляет на поле сжатое.

 

Ноет сердце, до боли сжатое

злющей ведьмой,

тоской сторукой.

 

У Папани усы обвисли,

по ночам не спится Папане.

«Ты о чем вздыхаешь?»

«Об Висле…»

«Ты по ком горюешь?»

«По пани…»

 

Пани Белла…

чернявая Беллочка…

Он,

Папаня, звал ее

«белочка».

Не забыл

он белочку-полечку.

Как он с ней заиванивал полечку!..

Как, на зависть хлыщам панычАм,

миловались они по ночам.

 

«Kocham…

kocham…

Ja ciebie kocham…» —

задыхалась она от страсти,

безразличная к ахам и к охам

стерв,

суливших ей адские страсти.

 

А потом приказ:

«По машинам!..»

И сержантов фальцет:

«По маши-и-и!..»

 

Белла,

белочка,

помаши нам,

Ручкой белою

помаши!

 

Обрученное с Вислой местечко…

Незабвеннее нету местечка…

Вспомнишь —

в сердце вонзается спица.

«Белла -белочка.

как тебе спится?

Ты теперь не белей ковыля ли?

Врозь по жизни мы ковыляли…»

 

До утра Папане не спится.

Чтоб отвлечься от думки горькой,

мочит ус он в стакане с горькой.

Как бы с кругу ему не спиться…

 

До утра, до рассветной бели,

нипочем не уснуть Папане.

Сорок лет он тоскует по пани,

все по ней,

все по пани Белле…

 

БАЛЛАДА О ДИВИЗИИ «ЭДЕЛЬВЕЙС»

Играй,

слепой!

Безрукий,

пой!

Безногий,

гроши собирай на пропой!..

 

Послушайте,

горожане,

о том,

как ушла в заоблачный рейс

дивизия

«Эдельвейс»…

 

Не наша вина,

что была война.

Солдат выполняет приказ.

Да,

нам была команда дана:

 

«Вы должны покорить Кавказ!»

 

Сам фюрер,с трибуны окинув строй

(прохожий,

злорадно не смейся!)

сам фюрер сказал,

что только герой

 

Мы шли напролом

бездорожьем войны.

Один к одному,

молодчаги!

Отвагою были сердца полны,

и шнапсом наполнены фляги!

 

Мы шли по горам,

мы шли по долам,

мы все пополам

делили:

 

хлеб пополам,

табак пополам,

лишь кровь

как придется

лили.

 

Рвались снаряды,

бомбы рвались,

бились в тучах пожаров сполОхи,

и расцветали,

ввиваясь ввысь,

взрывов чертополохи!..

 

Как саван,

окутывал горы туман…

Верь в удачу,

солдат

и пробейся

сквозь туман,

под прицельным огнем бусурман,

к белым звездам —

цветам эдельвейса!

 

Святые слова

«Gott mit uns» —

«С нами Бог»

индевели