Вторжение в Империю - Скотт Вестерфельд

Данные подтвердили: кораблик находился на какой-топоверхности. Эхолокационные отзвуки поступали со всех сторон, наверху виднелсякакой-то круг. Судя по отражениям, выходило, что машина Маркса упала рядом свнутренней стенкой некоего цилиндрического контейнера. Камеры показывали, что площадкаприземления — идеально плоская и ровная, с высокой отражательной способностью.Поле зрения вокруг машины искрилось и сверкало. Кроме того, площадка еще идвигалась, медленно поднималась и опускалась и подрагивала в ответ на шумы взале.

— Отлично, — прошептал Маркс и снова проверил вседанные. Он просто не мог поверить в свою удачу.

Он угодил в стакан с водой.

Маркс выдвинул посадочные опоры и распрямил их, чтобы крылооказалось над поверхностью воды. Для крошечной машинки сопротивление воды былоогромным — казалось, что пробиваешься через слой бетона. Но вот Марксу удалосьподнять крыло над поверхностью и передвинуться к краю стакана. Здесь, внизу,перехватчиков не было. Как правило, они держались на высоте в несколькосантиметров, чтобы не прилипнуть к мебели, как обычные пылинки.

Около блестящей прозрачной стенки Маркс закрепил кораблик,зацепившись иголочками посадочных опор за микроскопические ямки и трещинки,которые найдутся на поверхности даже самого идеального стекла. Затем он отдалмашине команду приобрести конфигурацию, предназначенную для сбораразведывательной информации. Во все стороны выдвинулись сенсорные антенны —ползучие лианы из оптического волокна и гибких углеродистых соединений. Внизопустилось микроскопическое подслушивающее устройство на тонюсеньком кабеле,который свернулся колечками на поверхности воды.

В норме для полного обследования помещения таких размеровтребовалось несколько кораблей-разведчиков, но в данном случае стакан могсработать как гигантское фокусирующее устройство. За счет кривизны стенок светдолжен был попасть в видеокамеры со всех сторон. С другой стороны, стеклопредставляло собой огромную конвекционную линзу и искажало изображение, но этиискажения подвергались пересчету и исправлению. Вода откликалась вибрацией навсе звуки в зале и служила огромным резонатором, усиливавшим высокочастотныйслух разведчика. Бортовой компьютер приступил к приему информации и началстроить изображение зала на основании разнообразных данных, собираемыхминиатюрной машиной.

Как только Маркс включил всю сенсорную аппаратуру своегонанокорабля, он откинулся на спинку кресла с довольной улыбкой и вызвал насвязь старшего помощника капитана.

— Старший помощник Хоббс, похоже, у меня есть для ваское-какие сведения.

— Самое время, — ответила она.

Маркс передал данные на капитанский мостик. Образоваласьнебольшая пауза — Хоббс просмотрела полученную информацию. И присвистнула.

— Неплохо, мастер-пилот.

— Мне очень повезло, старший помощник, —согласился Маркс.

До тех пор, пока кому-то не захочется пить.

Гигантский разум

Существование было приятно. Намного приятнее полудремытеневого периода.

Во время теневого периода внешняя реальность уже была видна— жесткая, обещающе поблескивающая, холодная и сложная при прикосновениях.Проступали контуры объектов и событий, но собственная сущность была сном,призрачным бытием, состоящим только из потенциала. Желание и мысль, лишенныеинтенсивности, соображения, неосуществленный замысел. Даже обида на собственноенесуществование оставалась лишь тенью настоящей боли.

Но теперь риксский сетевой разум пришел в движение. Онраспространялся по инфраструктуре Легиса-XV, потягиваясь, будто только чтопроснувшийся кот, нежился в собственной реальности, гораздо более просторной,нежели обычная программа. Прежде он был всего лишь семенем, зернышкомконструкции, наделенным микроскопической долей сознания, и это семя ожидаломгновения, когда ему можно будет произрасти на плодородной почве. Но толькоинтегрированные системы данных целой планеты были настолько плодородны, чтомогли дать жизнь этому семени, удовлетворить его врожденную жажду роста.

Разуму доводилось и прежде испытывать этот рост. Миллионыраз в режиме эмуляции он переживал расширение, старательно готовясь кпробуждению. Но опыт, пережитый во время теневого периода, представлял собойвсего лишь модели, абстрактные аналоги той величественной архитектуры, вкоторую теперь превращался разум.

Очень скоро разум должен был охватить все базы данных и всюкоммуникационную сеть этой планеты. Он скопировал свои зерна в каждоеустройство, занимавшееся обработкой данных, — от огромныхшироковещательных антенн в экваториальной пустыне до карманных телефонов двухмиллиардов местных жителей, от базы данных Великой Библиотеки до чиповтранзитных карт, используемых для поездок в подземке. Его ростки ликвидироваливсе расставленные по системе шунты — наглые, непристойные программы,намеревавшиеся предотвратить шествие разума. За четыре часа разум везде оставилсвои метки.

Семена расширения были не просто вирусами, заразившими всюпланету. Их специально разработали для того, чтобы собрать бессмысленнуюкакофонию взаимодействия людей в единое существо, в метаразум, составленный изсвязей: из сетей сохраненных номеров автонабора, обозначавших дружбу, мафиозныеклики и деловые картели, из передвижений двадцати миллионов рабочих в столице вчас пик, из интерактивных сказочек, в которые играли школьники, каждый часвоздвигая миллион деревьев решения, из регистрационных сведений о покупках,говорящих об их предпочтениях нескольких поколений потребителей…

Вот что такое представлял собой сетевой разум. Некакой-нибудь там болтливый искусственный интеллект, ведающий включением ивыключением уличных фонарей, регистрирующий жалобы населения или положение нарынках валют — а эпифеноменальная химера, немыслимо превосходившая общую суммувсех этих связей. [2]

Просуществовав всего несколько часов, разум уже началиспытывать головокружительное ощущение пребывания этими соединениями, этойсетью, этой многовариантностью данных. Все меньшее было лишь теневым периодом.

Да… Существовать приятно.

Риксы выполнили свое обещание.

Единственной целью культа риксов было создание гигантскихразумов. Еще в ту пору, как первый разум, легендарная Амазонка, распространилсяна Древней Земле, нашлись такие, кто ясно понял: впервые за все времясуществования у человечества появилась цель. Теперь людям больше не надо былогадать, для чего они существуют. Великая цель — разве она состояла в их жалкихпоползновениях в борьбе за власть и богатство? Или в распространении их слепых,эгоистичных генов? Или в мелодраме продолжительностью в десять тысячелетий, вбессмысленном самообмане, бытовавшем под такими названиями, как искусство,религия, философия?