Вторжение в Империю - Скотт Вестерфельд

В ее сознании не было ни тревог, ни ожиданий — толькопустынное спокойствие, лишенное страха. Она ждала так, как ждал бы камень. Но втех детских уголках ее сознания, которые остались живы и существовали в течениешестнадцати столетий по имперскому абсолютному времени со дня ее смерти,Императрица лелеяла ребяческие мысли, играла в детские игры.

Дитя-императрица со злорадным удовольствием таращилась наодну из тех, кто взял ее в плен. Она часто пользовалась своей нечеловеческойхолодностью и скованностью для того, чтобы унижать всевозможных просителей —тех, кто являлся с покаянием или жаждал возвышения. Такие чаще приходили к ней,чем к ее брату. Анастасия, если нужно, могла сидеть не шевелясь и не моргаяхоть несколько дней. Она погрузилась в смерть в возрасте двенадцати лет, ичто-то детское осталось в ней до сих пор: она любила наблюдать за играми. Еенеподвижный, застывший взгляд, конечно же, действовал на обычных живых людей.Очень могло быть и так, что за четыре часа она могла этим взглядом «достать»даже женщину-рикса. Она нервничает? Что ж, очень хорошо. В те решающие секунды,когда придет спасение, эта нервозность может оказаться не лишней.

В любом случае, заняться больше было нечем.

Увы, захватчица-рикс тоже демонстрировала нечеловеческуювыдержку — наверное, непросто было столько времени целиться из бластера прямо вголову Императрицы. Дитя-императрица на мгновение представила себе ранение вголову с расстояния менее двух метров. О реанимации не могло бы быть и речи:головной мозг попросту испарился бы. И вообще — после того, как отбушевал бысмерч плазмы, от тела Императрицы выше талии мало бы что осталось.

К ней пришла бы окончательная смерть — не приносящая нивозвышения, ни власти. После существования в течение шестнадцати веков поабсолютному времени (но по субъективному, за счет странствий — только в течениепяти веков) Императрица могла наконец погибнуть. Первопричина существованияИмперии могла исчезнуть.

А Императрица, несмотря на то, что она, в привычном смысле,была лишена каких-либо желаний, как их лишен айсберг, очень не хотела, чтобытакое случилось. Не так давно она сказала брату при встрече обратное, но теперьпонимала, что говорила неправду.

— Теперь зал — под надзором имперской разведки,миледи, — услышала голос Императрица.

— Значит, уже скоро, — еле слышно произнесла она.

Рикс склонила голову набок. Эта мерзавка все времяприслушивалась к шепоту Императрицы, как бы тихо та ни произносила слова. Будтопыталась подслушать: наверное, думала, что и вправду услышит, что говоритневидимый собеседник Императрицы. А может быть, она попросту была озадачена игадала, что означает этот разговор пленницы самой с собой. Вероятно, думала,что та сошла с ума.

Но собеседник, «поверенный» Императрицы, был необнаружим —вернее, его можно было бы обнаружить только с помощью очень тонкой и смертельноопасной операции. Нервная система Императрицы и ее симбиант Лазаря были опутанынаносетью, нити которой были вплетены в нее, будто ленты в волосы. Эти нитибыли неотличимы от органов тела и сотканы из дендритов, снабженныхимператорской ДНК. Иммунная система Дитя-императрицы не только не отторгалаимплантат — она добросовестно оберегала его от болезней, хотя с чистомеханической точки зрения устройство являлось паразитом и пользовалось энергиейхозяина, не выполняя при этом никаких биологических функций. Однако устройствонельзя было назвать нахлебником — нет, у него тоже была причина жить,существовать.

— А как Другой? — спросила Императрица своего«поверенного».

— Все хорошо, миледи.

Императрица едва заметно кивнула, не спуская глаз сженщины-рикса. С Другим все было хорошо уже почти пятьсот субъективных лет, нов эти странные, почти мучительные мгновения было приятно в этом убедиться.

Конечно, каждое человеческое племя из тех, кто рассеялся повселенной, изобрело ту или иную форму приближения к бессмертию — по крайнеймере для богачей. Приверженцы культа риксов предпочитали медленную алхимическуютрансмутацию-апгрейд, постепенный переход от биологии к машине по мере того,как часовая пружина их жизни мало-помалу ослабевала. Фастуны придумалибесчисленное множество разновидностей биологической терапии — вплетениетеломеров, трансплантацию органов, медитацию, микрохирургическое укреплениеиммунной и лимфатической систем. Так протекала долгая сумеречная борьба с ракоми скукой. Тунгаи мумифицировали себя вместе с колоссальным объемом данных (они,помешанные на ведении дневников, были превосходными создателями образов иоставляли после себя модели личности, сканограммы с высочайшим разрешением иповседневные записи о себе самих — в надежде на то, что в один прекрасный денькто-нибудь их каким-то образом воскресит).

Но только в Империи Воскрешенных смерть сама стала ключом квечной жизни. В Империи смерть превратилась в путь к просвещению, к переходу вболее возвышенное состояние. Мифы древних религий сослужили Императору хорошуюслужбу и оправдали единственный, но важный недостаток симбианта Лазаря: он неприживался в теле живого хозяина. Поэтому богатые и известные люди в Империипроживали срок, отпущенный им природой — около пары столетий, — и толькозатем переступали порог.

Первым переступил этот порог сам Император. Он пошел навеличайший риск, дабы испытать свое изобретение, — он добровольнорасстался с жизнью, и впоследствии этот его поступок стали называть СвященнымСамоубийством. Последний эксперимент он провел на самом себе, а не на своейумирающей младшей сестре, которую мечтал вылечить от болезни, укравшей у неедетство. Анастасия стала Первопричиной. Этот поступок, а также единоличныйконтроль над симбиантом — возможность торговать изобретением или наделять имверноподданных слуг семейства — вот что лежало в основании Империи.

Дитя-императрица вздохнула. Так долго все шло хорошо.

— Очень скоро будет предпринята попыткаосвобождения, — проговорил голос.

Императрица не стала отвечать. Взгляд ее мертвых глаз былприкован к риксу. «Пожалуй, — думала Императрица, — та немногопобледнела». Другие заложники всхлипывали, вели себя беспокойно.

А Анастасия была неподвижна и молчалива, как камень.

— Так что, миледи?

Императрица не ответила «поверенному».

— Быть может, вы хотите попить воды?

В последние пятьдесят лет это предложение звучало оченьчасто. Будучи биологически всемогущим, Другой нуждался в воде, причем — сильнеечеловека. Порой его мучила жажда. Рядом с Императрицей, как всегда, на столестоял стакан, до краев наполненный водой. Но ей не хотелось прерывать своегопоединка с женщиной-риксом, этой борьбы двух воль. Хотя бы раз Другой могподождать, как ждала сама Императрица — терпеливо. Очень скоро рикс должна былазанервничать под ее неотрывным взглядом. За этими стальнымиусовершенствованными глазами явно крылось что-то человеческое.

— Миледи?