Оборванная юность - Виктор Трынкин

удар в голову. Больше ничего не помню… Я был ранен и потерял сознание. Они могли бы просто оставить меня в кустах. Но Олег подхватил, — лейтенант хмыкнул себе под нос, — эту тушу… и тащил на себе до леса. Там я очухался, и всё обошлось… Он надёжный.

— Вам решать этот вопрос. Я вам почему-то верю.

Юре Лагутину покоя не давали Дашины длинные ресницы. Он старался найти повод, чтобы заглянуть на отрядную кухню: то попить, то попросить наполнить фляжку чаем, то навестить друга, то наколоть дрова. Даша на крепкого парня реагировала спокойно. А вот Ольга Васильевна не одобряла Юркины заходы также, как и лохматого Егора.

Как-то раз, когда Юра за кухней колол дрова, к нему подошел человек с перевязанной головой в линялой, потерявшей свой цвет гимнастёрке. Он долго наблюдал, как Юра ловко, с силой орудовал топором, бил по поленьям, потом спросил:

— Как тебя зовут, парень?

Юрка вытер пот со лба, воткнул топор в бревно и размеренно ответил:

— Меня зовут Юра… Лагутин Юра… А вы кто?

— Я лейтенант Красной армии Бычков.

— Лейтенант? — удивился Юра. — А чего же вы не в действующей армии?

— Ну это долго рассказывать… А как ты здесь оказался?

Юра неторопливо взял топор, установил полено, чтобы разрубить его, настороженно посмотрел на лейтенанта:

— Это долго рассказывать, — не растерялся он.

Лейтенант понимающе раскатисто хохотнул.

К ним подошел Андрей и неохотно стал собирать наколотые дрова в охапку. Чем дольше он служил на кухне, тем сильнее чувствовал неудовлетворённость своего пребывания в отряде. Обида за маму, страх за сестрёнку не покидали его сознание. Он спросил у друга:

— Юр, ты разговаривал с командиром?

— Нет ещё. Но при случае обязательно поговорю. Я помню.

Такой ответ не понравился Андрею. Он, собрав в охапку дрова, обиженно фыркнул:

— Хватит на сегодня. Завтра приходи, — с охапкой дров он ушел на кухню.

— Это твой братишка? — поинтересовался Бычков.

— Нет. Это мой сосед по городу.

— Понятно, значит, вы городские?

Естественность этого человека, открытое, доброжелательное лицо располагали к откровенному разговору. Что-то подсказывало Юре, что лейтенант вызывает у него доверие, и что завязал разговор он не просто так, от нечего делать. И он рассказал, что случилось с родителями Андрея, с его сестрёнкой и почему они решили податься в лес к партизанам.

— Значит, пришли в отряд, чтобы от немцев спрятаться?

— Нет… Пришли, чтобы воевать, — и он с силой разрубил полено, вложив в этот удар силу убеждения. Затем словам лейтенанта или своим мыслям озабоченно произнёс: — В армию-то не взяли, потому что в военкомате сказали, мол, приходи через два месяца, когда восемнадцать стукнет. А мне только вчера стукнуло. А армия уже далеко. Так что… — Юрка в сердцах бросил топор на землю.

Лейтенант Бычков вёл «задушевный» разговор в отряде не только с Юрой. Для того чтобы быть разведчиком, да ещё диверсантом, он присматривался к людям, молча, не обижая оценивал их моральное, физическое состояние и отмечал, как сам говорил: «силу духа». Шутя, сам себе определил — это должны быть как СССР, то есть сильные, смелые, смекалистые ребята.

— Вы уже воевали? — осторожно спросил Юра.

— Ещё как, — сдержанно произнёс он. И через паузу, как бы между прочим спросил: — А ты в разведку пошел бы? — неуловимый намёк прорезался в его голосе.

— Конечно! — вырвалось у Юры. — Не дразните меня, — недоверчивая улыбка скользнула на его лице. — Конечно, пошел бы.

В разговоре с Юрой Бычков убедился в правильности своего выбора.

На этом они и поладили.

Почти все кандидатуры, предложенные лейтенантом, были одобрены командиром. А о Тимофее Бычков сказал, что такой сильный человек очень нужен в группе: он счёты сводит не только с фашистами, но и с войной. Только три человека вызвали сомнение у Бортича — это Юра, Егор и Степан.

— Уж больно они молоды, — сказал Василь Ефимович. — Война ведь не игра, сам понимаешь, а свирепая действительность… Справятся ли они?

Он сказал это с серьёзной озабоченностью, как будто что-то притупилось у него в груди. Не о том «справятся ли они» думал он, а о том, что война заставляет взрослеть юношей за один день, за один час и принимать жизненно важные решения в одиночку. В нём заговорил заботливый школьный учитель.

— Духом они крепкие, это главное! — горячо защищал их Бычков.

— Беречь надо таких ребят…Беречь, — лицо его сделалось серым.

Всё-таки лейтенант с трудом, но уговорил Бортича включить всех троих ребят в состав группы разведки. Они согласовали план действия, предложенный Бычковым.

Два дня подряд участники должны уходить в глухой лес для пристрелки выданного оружия и для занятий по осмыслению своей задачи. После этого группа может начинать действовать.

Командир согласился с планом лейтенанта. Перед тем как действовать, в командирской штаб-землянке собрали всю группу. Бортич и Бычков чётко объяснили задачу каждого члена группы. Вопросы никто не задавал. Только Юра, воодушевлённый тем, что теперь является участником группы разведки, наивно спросил:

— А стрелять только по команде?

На этот вопрос лейтенант сдержанно, но сурово ответил:

— А мозги для чего даны человеку? — и не дожидаясь пояснил свои слова: — Правильно, чтобы думать. — Его взгляд стал жестким.

Юра понял, что вопрос был лишним.

Раннее осеннее утро с запахом близких холодов застало разведгруппу Бычкова в пути к дороге, ведущей от города к деревне Жарцы. Три партизанские подводы, покрытые рогожей, тихо остановились, не доезжая густого орешника. Ездовые остались у подвод, остальные вышли из леса. Перед ними серой лентой извивалась пыльная дорога. По партизанским сведениям, в деревне располагался большой немецкий гарнизон. Фашисты постоянно на грузовиках из городских складов подвозили туда продовольствие и боеприпасы. Поэтому и решили первую боевую операцию разведгруппы провести именно на этом участке.

Вся группа быстро заняла исходные позиции, оговорённые заранее в штабе. Бычков с гранатами залёг совсем близко к дороге за большим кустом — отсюда она хорошо просматривалась. Слева от дороги, метрах в пятидесяти, под лохматой елью, спрятался Бусыгин. Он получил задание держать