Дитрих Бонхеффер. Праведник мира против Третьего Рейха. Пастор, мученик, пророк, заговорщик - Эрик Метаксас
Шрифт:
Интервал:
Каждый день начинался с сорокапятиминутной службы перед завтраком. Альберт Шёнхер пояснял, что служба начиналась практически сразу после пробуждения.
...
Бонхёффер просил нас не обмениваться до службы ни единым словом. Первое слово поутру должно быть обращено к Богу. Соблюдать это правило оказалось не так-то просто, потому что мы спали по шесть или по восемь человек в комнате, на старых перинах поверх матрасов, набитых сеном. Матрасы эти до нас использовались многими поколениями. Ляжешь – так и поднимется облако пыли315.
Утренняя служба проходила не в часовне, а за большим обеденным столом и начиналась с пения хорального псалма и гимна, выбранных на этот день. Затем следовало чтение из Ветхого Завета, пели «стих дня» – он назначался на неделю или даже на несколько недель – и читали отрывок из Нового Завета. Шёнхер сохранил для нас описание этой жизни.
...
Мы много пели, молились по Псалтырю, читая по многу псалмов, так, чтобы за неделю пройти Псалтырь целиком. Далее целая глава из Ветхого Завета, отрывок из Нового Завета и молитва, которую Бонхёффер читал сам… Эта молитва была очень важна, потому что затрагивала то, чем мы жили, то, о чем действительно следовало просить Бога. Потом завтрак, весьма скромный, и полчаса медитации: все расходились по комнатам и каждый размышлял о Писании, чтобы понять значение Писания для себя на сей день. В эти полчаса предписывалась абсолютная тишина, запрещалось расхаживать по дому, не звонил телефон. Мы должны были полностью сосредоточиться на том, что говорит нам Господь. Медитировали над одним и тем же стихом в течение недели316.
Вольф-Дитер Циммерман добавляет, что «не разрешалось заглядывать в латинский или греческий текст или прибегать к научной литературе и комментариям – стих нужно было воспринимать как Божие слово, обращенное непосредственно к читающему»317. Многих семинаристов это поначалу напрягало, но былые студенты Бонхёффера еще в Берлине привыкли к такому методу. Они выезжали со своим учителем в уединенную хижину в Билефельде, селились в общежитии в Пребелове и в целом служили ему «подопытными свинками». Готовность, с которой старые ученики принимали указания Бонхёффера, облегчала путь и другим семинаристам, хотя порой не обходилось без сложностей. Однажды после недолгого отсутствия Бонхёффер возвратился и обнаружил, что ежедневные медитации на стих из Писания заброшены, и ясно дал понять, что недоволен таким положением дел.
Однако медитация смущала не только семинаристов. В письме от октября 1936 года Карл Барт предупреждал, что его тоже беспокоит практика, отдававшая, по его словам,
...
духом монашеского эроса и пафоса. Не могу сказать, чтобы меня это устраивало… И я не смирюсь просто так с существенными расхождениями в принципах богословской работы и воспитании религиозного чувства… Не принимайте это как голословную критику, мне пока действительно мало что известно о ваших усилиях в этом направлении, но я хочу, чтобы вы заранее представляли себе вопросы, которые я намерен задать, несмотря на всю мою личную к вам симпатию318.
* * *
Бонхёффер избегал авторитаризма, но питал традиционное уважение к порядку и не предлагал студентам поиграть в равенство. Авторитет лидера-служителя, в отличие от авторитарности вождизма, исходит от Бога, такого рода авторитет направлен на служение подчиненным, вверенным попечению лидера. Пример такой власти и такого служения Христос дал своим ученикам, и Бонхёффер стремился подражать Ему.
Бетге вспоминал о том, как в самом начале существования семинарии – они тогда всего несколько дней пробыли в Цингсте – Бонхёффер спросил, кто поможет прибраться на кухне. Добровольцы не вызвались, и тогда Бонхёффер заперся на кухне и сам принялся мыть посуду. Студенты кинулись за ним, но он не открыл им дверь. Об этом происшествии Бонхёффер в дальнейшем не обмолвился ни словом, но суть уловили все: он пытался привить ученикам ту же культуру взаимопомощи, что царила в его детстве, в доме его родителей. Эгоизм, лень, жалость к себе, манера перетягивать одеяло на себя – все это искоренялось. Так наследие семейства Бонхёфферов входило в жизнь и практику семинарий.
Другим неудобным для исполнения правилом совместной жизни стал запрет обсуждать брата у него за спиной. Бонхёффер прекрасно понимал, что жизнь согласно заповедям Нагорной проповеди никому не дается легко и естественно, однако если порой студентам казались тяжелы правила, ежедневные медитации и другие формы религиозной жизни, по крайней мере, на скуку в Финкенвальде никто пожаловаться не мог. Во второй половине дня непременно выделялось время для прогулок и спорта. Бонхёффер, как в его детстве – мать, неустанно организовывал досуг, затевал различные игры. Сражались в пинг-понг, в поисках директора студенты, как правило, в первую очередь заглядывали в комнату со столами для пинг-понга. Не забывали и про футбол. Шёнхер вспоминает, что «Бонхёффер, отличный бегун, всегда возглавлял нападение»319. Дух соревнования был присущ молодому ректору семинарии в полной мере, и Бетге вспоминает, что «он терпеть не мог проигрывать, когда мы состязались на берегу в толкании ядра, точнее, в толкании камней»320.
Альберт Шёнхер уточняет, что после ужина и вечернего отдыха в десять часов проходила завершавшая день сорокапятиминутная служба, «последняя нота дня, проведенного с Богом. Затем – тишина и сон. Так складывался день»321.
* * *
Бонхёффер ответил Барту по поводу его беспокойства насчет «монашеской» атмосферы Финкенвальде. Дитрих и сам относился к «пиетизму» с недоверием, но понимал, что столь же неправильно рассматривать любое прилежание в молитве и духовных дисциплинах как «законничество». Он наблюдал это уже в «Юнионе»: студенты гордились тем, что противостоят легализму так называемых «фундаменталистов», и ничего не предлагали взамен в сфере богословия. Итак, он писал Барту:
...
Работа в семинарии доставляет мне огромную радость. Академическая и практическая сторона прекрасно сочетаются друг с другом. Приходящие к нам молодые богословы поднимают как раз те самые вопросы, которые беспокоят меня в последнее время, и это, разумеется, придает определенный тон нашей совместной жизни. Я твердо убежден в том, что с учетом знаний, которые эти молодые богословы приносят с собой из университета, и той самостоятельной работы, которую предстоит им вести в приходах… им требуется совершенно иная, чем прежде, подготовка, и совместная жизнь в семинарии обеспечивает ее. Вряд ли вы можете себе представить, какими опустошенными приходят к нам почти все братья! Им недостает не только богословских прозрений, и в особенности знания Библии, но даже понимания собственной внутренней жизни. Помню, как на открытом семинаре – на единственном вашем открытом семинаре, где мне довелось побывать – вы с полной серьезностью заявили студентам, что порой готовы отказаться от лекций и прочих академических занятий и вместо этого просто зайти невзначай к знакомому и спросить его, как спрашивал в старину Август Толук: «Как поживает твоя душа?» На эту потребность до сих пор никто не откликнулся, не удовлетворила ее и Исповедническая церковь. Лишь немногие видят в такой работе с молодежью важную задачу Церкви и пытаются что-то сделать, но на самом деле этого ждут от нас все. К сожалению, я вряд ли пригоден к такой миссии, но я стараюсь напоминать братьям друг о друге и это кажется мне самым главным. Несомненно, и богословский труд, и подлинное пастырское братство может вырасти лишь внутри жизни, сосредоточенной на Слове, благодаря утренней и вечерней службе и ежедневным фиксированным часам молитвы… Обвинение в законничестве я решительно отвергаю. Разве законничество – усилие христианина постичь, что есть молитва, и готовность отвести достаточно времени на то, чтобы это понять? Один заметный член Исповеднической церкви недавно сказал мне: «Сейчас нет времени на медитации, надо научить семинаристов читать проповеди и проводить катехизацию». По-моему, это либо полное непонимание того состояния, в котором приходят к нам сегодня семинаристы, или же тяжкое заблуждение относительно самой сути проповеди и катехизации. Сегодня начинающие богословы вполне серьезно задают своим наставникам вопрос: «Как научиться молиться? Как научиться читать Библию?» И если мы не сможем ответить на эти вопросы, то чем вообще мы сумеем им помочь? Это вовсе не такие очевидные вещи, и раздраженный ответ: «Если человек и этого не знает, нечего принимать сан» отлучит от профессии любого из нас. Для меня совершенно очевидно, что подготовка к проповеди и катехизации имеет смысл лишь тогда, когда наряду с ней – одновременно с ней! – проводится серьезная и трезвенная богословская, экзегетическая и догматическая работа, иначе весь упор недолжным образом смещается на «практические задачи»322.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!