Освобождение Ирландии - Александр Харников

— В присутствии югоросского военного флота, — заметил Гладстон, — можно будет забыть о самом существовании военного флота американцев. Норфолк может сгореть так же, как сгорел Портсмут, после чего я скорее поверю в морскую блокаду побережья Северных штатов, чем наоборот.

Немного помолчав, Гладстон желчно добавил, глядя на адмирала Ларионова:

— Мистер Макаров вместе со старым адмиралом Семмсом так хорошо ощиплют торговый флот янки, что те, кто уцелеет, и носа не высунут в море.

— Наверное, так оно и будет, — кивнул адмирал Ларионов, — но поверьте, мы сделаем все необходимое, чтобы мир мог спокойно развиваться без ужасных потрясений и эпических войн.

— Уж не хотите ли вы восстановить пресловутый Священный союз, адмирал? — ехидно поинтересовался британский премьер.

— Нет, не хочу, — ответил адмирал Ларионов, — на Венском конгрессе в 1815 году главы тогдашних сильнейших государств Европы поставили перед собой задачу противодействия революционным движениям и консервацию развития общественной жизни, что, как обычно бывает в таких случаях, закончилось всеевропейским революционным взрывом. Мы же, напротив, считаем, что общественное развитие нужно не сдерживать, а аккуратно направлять в мирное русло, дабы избежать кровавых революционных и военных эксцессов.

— И ради этого вы устроили войну за освобождение Ирландии, в ходе которой разорили Великобританию, словно медведь, вломившийся на пасеку? — парировал Гладстон. — Ведь именно то, что Британия сейчас ослаблена и унижена вашим вмешательством в наши внутренние дела, и стало причиной этих наглых требований янки, помощи против которых мы вынуждены просить у тех, кто только что разгромил нас и унизил.

— Мистер Гладстон, — спокойно произнесла полковник Антонова, — у каждого добра и зла есть своя мера. Конечно, мы заранее знали, что большая часть британского политического класса в своем высокомерии не считает ирландцев такими же людьми, как и они, и обращается с ними, как с существами второго сорта, которых можно унижать и помыкать ими. Но даже мы не догадывались, что подавляя мнимое восстание, ваши политики и выполняющая их приказы армия могут дойти до такой жестокости, практикуя бессудные казни или рассматривая дела формально, причем приговор уже был предопределен заранее. Ведь поначалу большей части Ирландии, и особенно ирландской элите, политический вопрос был безразличен, и они не хотели отделения от Англии, а желали лишь самоуправления. Вы сами разожгли пламя мятежа…

Переведя дух, полковник Антонова продолжила:

— Вы сами сделали так, что против Британии в едином порыве поднялся весь Континентальный Альянс, возмущенный творящимися преступлениями, а после войны за свободу Ирландии вокруг ее нового короля сплотились и католики, и англикане, и простые люди, и элита. И теперь Англии следует забыть об Ирландии. Если вы пожелаете, мы можем отвезти вас в Дублин, чтобы вы могли пройтись по городским улицам и послушать, что о вас, англичанах, говорит народ. Вы не услышите в свой адрес ни одного доброго слова, ни в лачугах бедняков, ни в особняках знати — уж очень скверную память о себе оставили ваши «красные мундиры», оказавшиеся плохими солдатами, но зато отличными палачами. Если вы думаете, что Трибунал, который мы собираем для разбора деятельности ваших военных в Ирландии, — это разовая акция, то вы ошибаетесь. Отныне преступления, совершенные против человечности, будут наказываться по всей строгости международных законов, которые, как я надеюсь, скоро будут приняты.

Выслушав Антонову, Гладстон пробормотал:

— Туше, госпожа полковник, мне нечего вам возразить. Должен лишь добавить, что я всегда был сторонником предоставления Ирландии прав самоуправляемой территории, только большинство в нашем парламенте было против этого шага…

— Это большинство, — ответила Антонова, — и будет отвечать за свои грехи. Но хочу заметить, что все это не имеет никакого отношения к обсуждаемой нами теме.

— Да, действительно, господа, давайте вернемся к нашим баранам, — произнес адмирал Ларионов, — кто согласен с тем, чтобы от имени Континентального Альянса послать в Вашингтон письменное уведомление о неправомерности каких-либо территориальных претензий на канадские территории? Как я понял, возражений нет? Замечательно. Нина Викторовна, проект этого совместного заявления у вас уже готов? Тогда дайте эту бумагу на подпись господам министрам, после чего мы отправим ее в Вашингтон с курьерским пакетботом. Посмотрим, как отреагируют на все это Государственный департамент, Сенат, Конгресс, а главное — президент Хейс.

— Но, — хмыкнул Гладстон, от которого в данном случае ничего не зависело, — согласно американской доктрине Джеймса Монро, ни одно европейское государство не должно вмешиваться в дела на американском континенте. Поэтому мне кажется, что ничего, кроме взрыва ярости, ваше заявление не вызовет.

— А вы что думали, — вполголоса хмыкнул Бисмарк, ставя свою подпись под документом, — именно такого исхода господа югороссы и добиваются, желая получить законный повод к объявлению войны и началу боевых действий. Сперва они обстригли когти вам, а теперь пришла очередь ваших заокеанских кузенов. На построение нового справедливого мира без крупных жестоких войн и революций их уполномочил сам Господь, или что-то вроде того. Как говорили старики римляне: «Горе побежденным».

31 (19) мая 1878 года.

Куба, Гуантанамо.

Джуда Филип Бенджамин, министр иностранных дел Конфедеративных Штатов Америки

Юный газетчик Джимми вопил так, будто оповещал всех прохожих о грядущем конце света:

— Новый «Южный крест»! Новый «Южный крест»! Только у нас! Все про королевскую свадьбу и коронацию короля Виктора Первого Брюса! Читайте, читайте в новом номере «Южного креста»!

Я кивнул и с улыбкой произнес:

— Джимми, дружок, дай мне газетку!

Малец остановился, мотнул головой, что должно было изображать поклон, и поздоровался:

— Добрый день, мистер Бенджамин!

Я кинул мальчишке монетку в один пенни[24] — «Южный крест» недавно решили все-таки сделать платным, но цену сделали чисто символической.

В ответ мальчишка протянул мне газету и поблагодарил:

— Спасибо, мистер Бенджамин!

Присев на деревянную скамейку в тени развесистой пальмы (в Гуантанамо эти скамейки в тени были повсюду), я раскрыл газету. Вся первая полоса была коллажем замечательных фотографий — уж не знаю, как русские умеют пересылать их так быстро и так качественно… Вот король Виктор и его прекрасная невеста, стоящие почему-то под коронами, одну из которых держит сам адмирал Ларионов… А вот они с Александрой на резных тронах, с коронами на головах. А вон и гости — в том числе и наш президент Дэвис. А вот генерал Форрест и другие наши военачальники с новенькими орденами с изображением какого-то древнего ирландского героя. Насколько я понимаю, русскими орденами их награждали в куда более камерной обстановке.