Освобождение Ирландии - Александр Харников

И вот мы в Хайфе. Во второй половине XIX века это уже довольно крупный город, являющийся морскими воротами Палестины, раскинувшийся прямо перед нами на склонах священной горы Кармель, между прочим, давшей название монашескому ордену кармелиток. Ослепительно-белые домики в кипении садов, сбегающие по склонам горы. Яркое июньское солнце, золотой песок пляжей и бирюзовая вода, бросающая яркие солнечные блики, на которые больно смотреть. Жалко, что сейчас люди еще не понимают этого пляжного удовольствия. Как бы мне хотелось скинуть одежду, полежать на горячем песке, после чего поплавать в ласковом и теплом Средиземном море. Но нельзя, не поймут люди, и поэтому с того борта «Сметливого», который противоположен берегу, растянут бассейн с противоакульей сеткой, чтобы команда во время краткой стоянки могла без особого риска искупаться в теплом море. Но только, конечно, это никак не может заменить полноценных пляжных удовольствий, до которых еще сто лет пешим ходом.

А пока мы с Жаклин стоим рядом на палубе «Сметливого» и смотрим, как на берегу толпятся грузящиеся на БДК сводные роты, собранные из лучших солдат и офицеров Персидского корпуса. Среди них рота кубанских пластунов, по сравнению с которыми хваленые техасские рейнджеры — просто малые дети. За время похода мои спецы и казачки провели «обмен опытом». Они что-то усвоили от нас, в основном дальневосточные штучки, которые пока сюда еще не дошли, взамен дав нам то, что было утеряно в ходе войн и революций. Кстати, наши бойцы и офицеры, сперва участвовавшие в персидской эскападе Скобелева, а теперь направляющиеся к новому месту службы, весьма воодушевлены и находятся в приподнятом настроении. Так на них подействовало известие о том, что мы отправляемся не куда-нибудь, а на американский фронт.

— Войну с Британией мы проморгали, — говорили они между собой, — ну уж Америка от нас никуда не уйдет. Правильно решил товарищ адмирал, давить этих гадов надо, пока они еще чайники, а то станут паровозами, потом греха не оберешься.

И ведь парням абсолютно не важно, что давить одних американцев мы будем в союзе с другими американцами, которые всего десять лет назад устроили у себя в Штатах[25] Гражданскую войну ради того, чтобы сохранить рабство чернокожих, которое хотел отменить Линкольн. По крайней мере, так писали в европейских газетах[26].

Жаклин задавала мне примерно такие же вопросы.

— Слава, — говорила она мне, — ну почему вы хотите воевать на стороне этих противных южан, которые держали в рабстве бедных негров, пороли их плетьми и заставляли под палящим солнцем работать на этих ужасных хлопковых плантациях?

Ну что можно сказать бедной наивной девочке? Что южане далеко не такие ужасные, а негры совсем не ангелы, как об этом писали в европейской либеральной прессе, а местами совсем наоборот. Что помимо гуманитарной проблемы рабства чернокожих у этой войны были и другие причины, значительно более основательные, берущие свое начало во внутренней американской экономике и политике. И то, что янки тоже отнюдь не были белыми и пушистыми, как их представляют в местной Европе.

Проходя войной по собственной американской территории, они грабили, жгли и насиловали ничуть не меньше иноземных завоевателей. И то, что лагеря смерти для военнопленных — это опять изобретение северян, при этом надо помнить, что эти военнопленные разговаривали на том же языке, что и победители, и к тому же даже не являлись мятежниками с формальной точки зрения, так как сецессия не была запрещена американской конституцией.

— Знаешь, что в аналогичном случае сказал Портос из «Трех мушкетеров»? — вопросом на вопрос ответил я.

— Нет, не знаю, точнее не помню, — честно призналась Жаклин.

— Он сказал: «Я дерусь, потому что дерусь», — улыбнулся я, — а если серьезно, то у нас есть свои причины желать распада единых Североамериканских Соединенных Штатов на несколько частей. Поверь, без этой страны миру будет лучше. Нет такой мерзости и такого ужасного преступления, которое они ни придумали бы и ни претворили в жизнь, и при этом всегда считали себя «Градом на Холме», который имеет право поучать все остальные народы Земли, как им жить и во что верить. Тем более что никто не собирается восстанавливать на Юге рабство. Что умерло, то умерло. Кстати, янки тоже не против расовой сегрегации. Просто владельцам заводов и фабрик на Севере понадобилось как можно больше неквалифицированной рабочей силы, которой на законном основании можно будет платить даже меньше, чем новым эмигрантам из Европы. Увы, но это так — за всеми благородными людскими порывами, как правило, стоит грубый меркантилизм.

— А какие меркантильные соображения стоят за вашими действиями? — задала встречный вопрос Жаклин. — Вы, чужаки в этом мире, меняете его до неузнаваемости своими действиями. Те, кого вы облагодетельствовали, обожают вас и готовы молиться на вас как на богов, как греки из бывшей Турецкой империи, болгары или те же ирландцы. А другие люди, вроде турок и англичан, воспринимают вас, как демонов или исчадий ада. Ведь вы разрушили их жизнь, а их самих, возможно, лишили средств к существованию. Вы говорите, что хотите сделать этот мир лучше, и я вам почти верю. Но наверняка в ваших действиях есть и какая-то меркантильная составляющая, но только я не могу понять, какая. Обычно вы, русские, не склонны к грабежу, даже наоборот. Завоевывая кого-то, вы больше отдаете, чем забираете, и я не могу понять, в чем меркантильный смысл ваших действий и что вы с этого вы будете иметь?

— Мы хотим, — сказал я, — чтобы никто и никогда больше не смог напасть на нашу землю под страхом ответно-встречного удара сокрушительной силы. Поэтому мы карали и будем карать силой оружия те государства и нации, которые, возомнив себя исключительными и богоизбранными, решили, что им теперь дозволены любые преступления. Истории краха Оттоманской и Британской империй открыли этот список, Североамериканские Соединенные Штаты, нарывающиеся сейчас на хорошую порку, как мне кажется, его закроют. А сейчас, дорогая, давай не будем больше говорить о политике, войне и прочих грустных вещах. Пока еще не заговорили пушки, моя милая Жаклин, будем воспринимать все происходящее как экзотическое свадебное путешествие.