Янтарь в болоте - Дарья Кузнецова

Злость оказалась очень кстати, придала сил, так что уже и не вспоминалось ни ушибленные плечо, ни содранный ноготь.

На берегу, завидев его, зашелся лаем Шарик, забегал вдоль кромки воды, подпрыгивая передними лапами, выражая волнение. Но навстречу не спешил: в отличие от хозяина, воду он не любил. Когда Олег выбрался на сушу, пес засуетился вокруг, норовя поставить на плечи лапы и облизать лицо – переволновался. И как ни спешил, а оставить самого верного товарища без ласки Рубцов не сумел – обнял, почесал. Зажмурившись, позволил себя облобызать. Потом быстро умылся, все одно весь мокрый, встряхнул и отжал сначала рубашку, потом и штаны, помянул тихим словом сгинувшие невесть где сапоги и, свистнув Шарику, побежал ко дворцу.

Тратить время на расспросы слуг он не стал, на переодевание тоже махнул рукой. Взбежал по лестнице на крыльцо, прижал обе ладони к стене и сосредоточился. Земля не земля, а дворец – он тоже не из воздуха, и не летают по нему люди, ходят. Где-нибудь в лесу такие поиски дались бы легче, но сейчас Олег и не думал беречь силы, а выбрать нужный образ среди множества снующих по дворцу людей оказалось нетрудно. Уже через пару мгновений ощутил легкую тень шагов, а там, как по ниточке, и нужную горницу нашел.

От бегущего, выглядящего еще более дико, чем обычно, воеводы и его громадного пса встречные шарахались и творили охранные знамения. А тот окончательно перестал обращать внимание на окружающих, он и о повязке-то который день не вспоминал.

Остановился только перед нужной дверью перевести дух и хоть немного унять сердцебиение. Запоздало нашел у себя в руке ножны с шашкой и, не придумав ничего другого, сунул псу. Шарик глянул на хозяина с укором, но махнул хвостом и предложенное взял. Аккуратно, словно понимал, что с ним сейчас не играют.

Воевода еще раз решительно глубоко вздохнул, нервным бесполезным движением пригладил волосы и решительно толкнул дверь.

– Алёна! – окликнул, но замер, не решаясь приблизиться и не зная, что еще говорить.

А когда она светло и радостно улыбнулась в ответ, растаяли последние мысли, осталась только головокружительная легкость и тревожно-звонкое чувство в груди, которому он и не пытался подобрать название.

Алатырница медленно, нерешительно поднялась, но сказать ничего не успела: окружающий мир напомнил замешкавшейся паре, что они тут не одни. Вмешался Светлов:

– А что это вам, Олег Сергеевич, от моей невесты надо? – Он, хмурясь, преградил дорогу воеводе, чем показал себя человеком мужественным: не всякий алатырник против такого выступить рискнет.

– Твоей невесты? – тупо переспросил Рубцов, с недоумением разглядывая неожиданное препятствие на пути.

– Именно так, моей невесты, – проявил упрямство боярин.

– Ну это ненадолго. Уйди, – резко велел он.

– Поди проспись сначала! – нахмурился Светлов, сделал короткий шаг, намереваясь оттеснить воеводу к двери.

Недооценил он, насколько Олегу было сейчас плевать на окружающих людей и насколько тот был не в себе. Да воевода и сам себе отчета в этом не отдавал, а вот то, что боярин помешать пытается, понял.

Движение вышло настолько быстрым, что даже Алёна заметить не успела. Зато нельзя было не увидеть, как от удара Светлов с грохотом и руганью отлетел в сторону.

– Я тебе сейчас объясню, как на чужое зариться, никакой Вьюжин не спасет! – пригрозил Олег, шагнув в сторону противника, который поднимался на ноги, держась за челюсть. Разжал и снова стиснул кулак, разминая руку.

Однако тут опомнилась Алёна, подскочила, заступила дорогу. Обхватила его обеими руками поперек туловища – так просто не сбросишь.

– Олег, стой, не трогай его!

Рубцов замер на пару мгновений, словно закаменел, потом взял девушку за плечи и слегка отодвинул, пытливо заглянул в глаза:

– Значит, и впрямь он – жених? Верно, боярин тебе…

Дар Озерицы в правой глазнице тускло горел оранжевым – ни за что с обычным камнем не спутаешь, здоровый глаз заволокла чернота, но Алёна с пронзительной радостью поняла: не от хмеля он не в себе, иное кровь горячит. Да она и сама насилу сдерживала торжественно и яростно бушующее внутри пламя – от волнения, от предвкушения, от осознания. Это она умом никак поверить не могла, а сердце чувствовало, что уж о янтаре говорить!

– Дурак! – оборвала алатырница мужчину. – Никакой он мне не жених! Это все Вьюжина охотничьи уловки. Не тронь его, он ничего дурного не сделал и не хотел…

– Плевать! Нечего на чужое зариться! – опять отмахнулся воевода, сгреб ее в охапку, только сдавленно охнула от неожиданности, приподнял.

Алёна крепче вцепилась в твердые плечи, обтянутые сырой рубашкой. Янтарноглазый выглядел жутко – бледный, глаза безумные, но она не могла отвести взгляд, ее эта буря заворожила, потянула за собой.

– Что это здесь чужое? Заладил тоже, – не до конца поддалась колдовству алатырница, но не удержалась от улыбки, а пальцы почти сами собой закопались в короткие волосы на затылке мужчины.

– Ты – моя. Никому не отдам, и думать не смей! – улыбнулся он в ответ, широко и шало.

– Вот еще что придумал! – уперлась Алёна, пытаясь совладать и с чувствами, и с янтарем в крови. – Ты меня замуж не звал, а я согласия не давала, да и отчего бы должна?

– Я… – заговорил он, но осекся, глянул в сторону и, чуть нахмурившись, проговорил тише: – Я тебе попозже объясню.

Алёна обернулась, столкнулась взглядом со Степанидой, которая что-то чаровала над лицом боярина. И то верно, не при чужих о таком говорить надо, да и вообще…

– Поставь меня на место, ну куда ты, люди смотрят! – завозилась она, опомнившись, и хватка ослабла, позволив соскользнуть, коснуться ногами пола.

Девушка ощутила укол досады на некстати подвернувшихся зрителей, да и на то, что Олег все же послушался, – тоже. Пусть и понимала, что так нельзя, но хотелось продолжать обнимать его, ластиться, наплевав на все дворцовые приличия и чужие глаза, тем более и так уже насмотрелись. Заставила себя разжать руки, отступить…

Да так он и отпустит!

Воевода замешкался на мгновение, а потом, глухо ругнувшись себе под нос, нагнал, обхватил ладонями ее лицо. Алёна ухватилась за его запястья – не в попытке отстранить, а для опоры, потому что сердце ухнуло в пятки и ноги подкосились от восторга и предвкушения. И Олег в следующее мгновение вправду поцеловал – жарко, коротко. Потом выпустил ее лицо, но поймал обеими руками за талию, не давая сбежать.

– Я… – начал, запнулся, опять нахмурился и длинно вздохнул, после чего пробормотал со смешком: – А я думал, второй прыжок – самое сложное!

– Какой прыжок? – не поняла Алёна.

– С парашютом. Не важно, – отмахнулся он, понимая, что вряд ли что-то этим объяснил, а подробно расписывать сейчас не хотелось. Опять запнулся, усмехнулся – уже не так жутко, по-человечески, и проговорил скорее для себя: – А вообще есть что-то общее. И тут и там кольцо… Леший! Кольцо!