Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС - Андрей Шитов

Служил он и там, и позже в Дейтоне в качестве дозиметриста. Его бывший сослуживец и знакомый Арнольд Крамиш позже вспоминал, что Коваль разъезжал по Ок-Риджу на собственном служебном «джипе» и всюду имел доступ, которого требовал радиационный контроль. И задним числом следователи из ФБР так и не смогли толком выяснить, какие именно секреты могли проходить перед глазами и через руки «Дельмара». Судя по документам, это крайне раздражало директора ФБР Джона Эдгара Гувера, державшего дело Коваля на личном контроле.

Когда я во все это вникал, ветеран-пенсионер американской атомной программы Крамиш еще жил в пригороде Вашингтона и достаточно охотно делился воспоминаниями с журналистами, которых влекла к нему посмертная слава «Дельмара». Я побеседовал с ним по телефону, и очень коротко: он находился в больнице после операции и ему было не до долгих разговоров. В 2010 году он умер.

По мнению Крамиша, скорее всего главным достижением советского агента было выявление работ с полонием, которые велись в Ок-Ридже и Дейтоне. Сам факт использования этого элемента был, по его словам, «одним из самых секретных аспектов» Манхэттенского проекта.

Российские историки позже высказывали предположение, что донесения «Дельмара» подсказали научным руководителям советской атомной программы идею использования нейтронного запала, внутри которого находился полоний. Насколько известно, именно такой запал был у первой советской атомной бомбы, испытанной в августе 1949-го — всего через четыре года после американской.

На мой вопрос о том, как относятся к Ковалю его бывшие американские коллеги, Крамиш тогда ответил сдержанно. «Конечно, мы много об этом думали, — сказал он. — Понятно, что он был глубоко предан марксизму, СССР и т. п., но в общении с нами это никак не проявлялось. Думаю, он считал себя патриотом, верным своей новой родине. Но мою страну он предал. И как с этим быть?»

Который «круг»?

Как ФБР задним числом вышло на «Дельмара», по документам из розыскного дела можно было только догадываться. Но самый правдоподобный вариант связан с нью-йоркской фирмой, где Коваль работал примерно с 1940 по 1943 год, то есть очевидно со времени своего нелегального прибытия в США из СССР и до призыва в армию. От некоего советского перебежчика американским сыщикам стало известно, что в начале 1940-х годов резидент-нелегал советской военной разведки держал в Нью-Йорке розничную торговлю электротоварами. Под подозрением в числе прочих оказалась компания «Рейвен электрик», а среди ее сотрудников обнаружился «человек по имени Джордж Коваль».

И вот тут в деле возникает еще один поразительный поворот. Нелегальная работа «Дельмара» за океаном окончилась в 1948 году. Он вернулся в Москву и в дальнейшем около сорока лет трудился в своей альма-матер — МХТИ им. Д. И. Менделеева. Но через тридцать лет после его отъезда из США его история получила там неожиданное продолжение.

В романе Александра Солженицына «В круге первом», написанном в 1955–1958 годах, есть знаменитый эпизод: советский дипломат звонит в Москве в американское посольство и сообщает равнодушно слушающему и плохо понимающему его человеку, что «на этих днях в Нью-Йорке советский агент Георгий Коваль получит в магазине радиодеталей… важные технологические детали производства атомной бомбы». Это сюжетная пружина всего дальнейшего повествования.

Спрашивается: откуда автор, писавший к тому же свое произведение в казахстанской ссылке, мог знать подлинное имя «советского агента» и основное направление его нелегальной работы в США? А в том, что это не случайное совпадение, не сомневался и сам Жорж Абрамович. Его биограф историк Владимир Лота утверждает, что при первой же их личной встрече разведчик поинтересовался, читал ли его новый знакомый «В круге первом», и, не дожидаясь ответа, сказал: «Солженицын в этом романе упоминает мою фамилию».

Судя по следственному делу, ровно эти самые вопросы возникли и у ФБР. И в апреле 1978 года американская спецслужба попыталась выяснить ответы на них… у самого Солженицына.

Следует сразу оговориться, что почти все личные имена, содержащиеся в архивных бумагах на эту тему, как и многое другое, были при рассекречивании вымараны цензурой. Но и время, и место встречи — городок Кавендиш (штат Вермонт), где знаменитый изгнанник из СССР почти 20 лет жил с семьей начиная с 1976 года, — и, самое главное, предмет обсуждения не оставляют никаких сомнений в том, к кому именно напросились тогда в гости американские контрразведчики. Точнее, контрразведчик, поскольку писатель, которому вся эта затея «литературоведов в штатском» изначально очень сильно не нравилась, поставил твердое условие, что примет только одного человека.

Конечно, я с особым вниманием изучал сохраненные ФБР отчеты о подготовке и проведении визита в Вермонт. В одном из них приведено, в частности, мнение американского контрразведчика о личных качествах собеседника как «человека эксцентричного, очень умного и наделенного колоссальным самомнением». «В ходе собеседования из него трудно „выуживать“ информацию, поскольку он, кажется, предпочитает слушать, а не отвечать на вопросы, — указывал агент. — Когда же он отвечает, то делает это не прямо, а словно выступая с трибуны».

«И от дедушки ушел, и от бабушки ушел…»

Остается добавить, что полученные от американцев документы я, как и предупреждал, сразу отвез в аппарат военного атташе при посольстве России в Вашингтоне, поскольку Коваль работал в США по линии военной разведки. После этого подготовил и опубликовал в ТАСС и «Российской газете» собственные статьи обо всей этой невероятной истории. Текст про поездку агента ФБР к Солженицыным газета не взяла, поскольку боялась испортить отношения с семьей писателя, не желавшей огласки этого эпизода. В итоге он был напечатан в тассовском журнале «Эхо планеты».

Замечу, кстати, что меня эта заминка не удивила. Контакт с Солженицыными у меня был еще в последние годы их жизни в США. И я помню, насколько придирчиво — до последней запятой — они вычитывали публикации со своими цитатами. Например, в 1991 году настояли, чтобы обращение писателя по поводу планов обратного переименования Ленинграда в Санкт-Петербург было выпущено на ленты ТАСС не в изложении, как информационная заметка, а дословно, как некий официальный документ. Солженицыну тогда по историческим и фонетическим причинам «ПитербурХ» не нравился, он стоял за «Петроград».

Исходных «саквояжей» с бумагами по делу Коваля у меня теперь нет. Когда на пике обострения американо-российских отношений в 2017 году власти США отозвали мою рабочую журналистскую визу, я не решился взять копии подобных документов с собой, чтобы не нарваться на какие-нибудь придирки при пересечении границы.

А о самом Ковале-«Дельмаре» мне вспоминать приятно. Он ведь ускользнул от ФБР и вернулся из-за океана в суровое послевоенное время, когда еще жив был Сталин. То есть почище всякого сказочного Колобка успешно миновал все возможные напасти и дожил до глубокой старости.

Жаль, конечно, что не успел порадоваться звезде Героя. Но для настоящих героев, думаю, это не главное.

История с делом Коваля показала, что архивы спецслужб США не так неприступны, как мне до тех пор представлялось. И вскоре после нее я затеял проект, посвященный, как я это для себя называл, «делам покойных писателей». Воспользовался в 2010 году чередой литературных юбилеев и под этим предлогом запросил пресс-службы ЦРУ и ФБР, нет ли у тех часом в закромах чего-нибудь интересного про известных наших соотечественников, которых к тому времени уже не было в живых.