Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС - Андрей Шитов

Вообще основным содержанием служебного документа ЦРУ служила полемика о свободе творчества на примере судеб Пастернака и американского писателя Говарда Фаста. Последний, будучи коммунистом и получив в 1953 году Сталинскую премию, продолжал тем не менее широко издавать свои произведения в США. В 1957 году он порвал с компартией и на следующий год публично и резко осудил преследования Пастернака в СССР.

Но попутно в общих чертах рассказывалась и история выхода в свет «Доктора Живаго». Сообщалось, что миланский издатель Джанджакомо Фельтринелли напечатал роман после того, как тот был сначала одобрен к публикации, а затем запрещен в СССР. Упоминалось также «пиратское издание в 1200 экземпляров, которое было летом (1958 года) выпущено одной голландской фирмой и распродавалось российским туристам на Всемирной выставке в Брюсселе». Ранее предполагалось, что именно к этой акции была причастна американская разведка.

В записке ЦРУ приводился также целый хор возмущенных откликов известных деятелей культуры и мировых СМИ, особенно левой ориентации, на травлю Пастернака. Как известно, среди защитников писателя в то время были, в частности, Альбер Камю, Бертран Рассел, Исайя Берлин, Джавахарлал Неру.

А из присланных мне документов выяснилось, что в том же ряду находилась и вдова американского президента военного времени Франклина Делано Рузвельта, первый председатель Комиссии ООН по правам человека Элеонор Рузвельт. Ее авторская колонка, напечатанная в одной из американских газет, сохранилась в архивах ФБР.

Среди бумаг этого ведомства привлекали внимание также докладная записка о том, что компартия США пристроилась к советской кампании критики «Доктора Живаго», хотя и «в более мягком тоне», и справка о том, что ФБР не возражало бы против приезда писателя в США.

Выдана эта справка была в феврале 1959 года в ответ на запрос из визового подразделения госдепартамента. Чем он был вызван, осталось неясным. Но осенью того же года в США с подачи Джозефа Половски — активиста организации американских ветеранов встречи на Эльбе, который ранее ездил в СССР и встречался с Никитой Хрущевым, — распространились слухи о возможности приезда Нобелевского лауреата в Чикаго.

Этот визит, однако, так и не состоялся, даже если планировался. В мае следующего года писатель умер на своей даче в Переделкино.

Из огня да в полымя: Сергей Довлатов «под колпаком» ФБР

Ответ на мои запросы про Сергея Довлатова пришел из ФБР уже в 2011 году — впрочем, тоже юбилейном для писателя, родившегося в 1941 году в Уфе, а умершего в 1990 году в Нью-Йорке. Из присланных материалов явствовало, что, уехав из-под надзора КГБ СССР в Америку, Довлатов буквально сразу же оказался «под колпаком» американских спецслужб.

Судите сами: первые из этих материалов были датированы 6 ноября 197 года, речь в них шла о еще летних собеседованиях по поводу Довлатова. Между тем дата прибытия писателя в США из Вены — 22 февраля того же года.

В сопроводительной записке из ФБР указывалось, что там изучили по запросу 101 лист документов из следственного дела Довлатова в нью-йоркском представительстве Бюро и решили рассекретить 63 из них. При этом уточнялось, что рассматривалось только досье самого Довлатова, а упоминания о нем в других делах в расчет не принимались, поскольку «по опыту известно, что такие упоминания, как правило, содержат информацию, схожую со сведениями в основном деле». Почти все имена и значительная часть текста в документах были вымараны цензурой.

Наконец, стоит упомянуть, что, согласно присланным бумагам, изначально дел было два — на «Сергия Довлатова-Мечика» и на Сергея Донатовича Довлатова. Убедившись, что это один и тот же человек, ФБР в январе 1980 года дела объединило.

Почему Довлатов попал «в разработку» американской спецслужбы, в рассекреченных документах прямо не объяснялось. Судя по сохранившимся фрагментам текста, ФБР интересовали прежде всего его планы издания русскоязычной газеты, источники ее финансирования, взаимоотношения в эмигрантских кругах Нью-Йорка.

При личных собеседованиях спрашивали Довлатова и о том, не было ли у него контактов с советской разведкой, а после переезда в США — вообще с любыми советскими гражданами, не располагал ли он какой-нибудь потенциально полезной для США научно-технической информацией. Согласно отчетам, отвечать он не отказывался, но при этом подчеркивал, что никаких секретов не знает и что его оценки — не более чем личное мнение.

И если в ноябре 1979 года сыщики еще «выудили» из него и запротоколировали слова о том, что издававшаяся в штате Нью-Джерси газета «Голос родины» «могла быть» связана с СССР, а ее сотрудники — и с советской разведкой (хотя и тогда он подчеркивал, что это лишь предположение), то уже в январе 1983 года, пообвыкшись за океаном, он говорил фэбээровцам, что, на его взгляд, эмиграция не представляет для советской разведки никакого интереса, поскольку заведомо не имеет доступа к американской военной и технической информации. Это был уже период, когда у Довлатова готовилась к изданию в США книга, его рассказы печатались в престижном журнале New Yorker, а сам он регулярно выступал на радио «Свобода». Все это тоже отражено в отчетах.

Помимо мнений самого писателя ФБР интересовали и отзывы о нем. Сохранился, в частности, «тревожный сигнал» некоего анонимного осведомителя о «темном военном прошлом» Довлатова, служившего в лагерной охране. Правда, доносчик честно предупреждал, что лагерь, по его данным, был «не для диссидентов и политзаключенных, а для уголовников». Этот отчет датирован 1981 годом, а на следующий год в Америке вышла одна из лучших довлатовских книг — «Зона: записки надзирателя».

В том же 1982 году некий «источник, поставлявший в прошлом надежную информацию», позволил себе дать развернутую характеристику человеку, которого «знал в основном по репутации, без личного знакомства». Насколько типичен этот отзыв, судить невозможно; во всяком случае, в рассекреченных документах он единственный в своем роде.

Согласно нему, Довлатов «пользовался большим уважением в эмигрантском сообществе, хотя его многие недолюбливали из-за эгоизма и высокомерия» (в документе мнение приводилось в настоящем времени). Источник подтвердил, что не слышал «слухов или домыслов» о связи «объекта» с советской разведкой, но при этом утверждал, что «объект почти не проявлял заинтересованности в адаптации к американскому образу жизни, держался поближе к эмигрантской общине». Он считал «вполне возможным, что через 5–10 лет объекту могла надоесть жизнь в США и он мог вернуться в СССР». «В глазах многих людей объект попросту кажется в Америке не на своем месте», — резюмировал осведомитель ФБР.

Так ли это было на самом деле, задним числом скорее всего не понять. Хотя тот факт, что приживался Довлатов в Новом Свете с большим трудом, виден из его собственных книг и газетных публикаций. Характерно и то, что ФБР первые собеседования с ним вынуждено было вести по-русски из-за незнания им английского языка. Но вместе с тем отчет с заочной «характеристикой», изложенной выше, датирован ноябрем 1982 года, а в декабре сам Довлатов, согласно следующей архивной бумаге, заверял ФБР, что «очень доволен своей жизнью в США», не собирается уезжать из Нью-Йорка и ждет постоянного вида на жительство в Америке — так называемой «зеленой карточки».