Джугафилия и советский статистический эпос - Дмитрий Орешкин

В документах тех лет сохранились (хотя, конечно, в советское время не упоминались, не цитировались и не переиздавались) планы роста населения темпами, сначала превышающими мрачные времена царизма, а потом хотя бы не слишком от них отстающими. Сегодня они неотвратимо всплывают из архивных глубин. Быть беде: при идеократическом режиме научное знание не уживается с агиографией — духовная матрица выделяет им одно место на двоих. Судя по сегодняшним тенденциям, оно опять достанется сказочникам и акынам. Так что с наукой можно проститься — руководству современной России она опять не нужна и даже опасна.

Поэтому еще раз, на прощание. Расщепление смыслов и гибель социальной адекватности ясно дали о себе знать в 1930 г., второй раз после первого ленинского приступа. На тот момент Сталин назначает численность населения СССР в 160,5 млн человек; его победные цифры начинают расходиться с данными добросовестного учета. На конец 1933 г. (начало второй пятилетки) он декларирует 168 (169?) млн человек. И намечает к концу срока в 1937 г. 180,7 млн. Демографы публично молчат в тряпочку, но непублично пытаются вернуть власть в русло вменяемости (Осинский, Краваль, Курман и пр.). Естественно, только себе во вред. На 1937 г. перепись показывает сначала 162 млн человек, потом, с поправкой Курмана, 163 млн. Позже, как видно из данных Урланиса и «Статистического ежегодника» 1962 г., задним числом натянули еще почти миллион и остановились на 163,8 млн. Повторная фальсифицированная перепись 1939 г. сначала получает 167,3 млн, но потом натягивает цифру до 170,5 с помощью 3,2 млн «дополнительных бланков».

Итого в самом льготном для Сталина «официальном» режиме счета за 10 лет, с 1930 по 1939 г., население выросло на 10 млн, по миллиону в год. В действительности заметно меньше. То есть средние «официальные» темпы минимум в три раза ниже, чем до великих революционных свершений или в краткосрочную отдушину НЭПа — тогда целых пять лет страна давала в среднем по 3,4 млн прироста ежегодно.

В дореволюционной России такие провалы были немыслимы и невозможны — как в смысле естественного движения населения, так и в смысле отношения к статистике. Имелись расхождения, и немалые, в данных различных ведомств: МВД, медицинская статистика, данные Министерства просвещения… Но поскольку ни у кого не было монополии на истину, всегда публиковалась методика учета и полные данные по его внутренней структуре (по губерниям, городам и селам), к тому же строго привязанные к стандартным периодам времени. Благодаря этому всегда оставалась возможность сравнить, проверить, ввести поправки. Это было абсолютно нормально, поскольку дореволюционная Россия была в основе своей нормальной европейской страной. Со всеми плюсами и минусами этого статуса.

Советская система учета утратила свойство нормальности. Не сама — ее заставили. Репрессиями загнали в другую, более примитивную систему очевидностей. С тех пор демография в СССР превратилась в черный ящик, а точнее, в шарманку или бубен с засекреченным внутренним содержанием (пустота — самый главный советский секрет), из которого приближенные к вождю акыны время от времени вытряхивают потрясающие воображение цифры. Дело ведь не в самих 7, 28 или 39 млн потерь от Большой войны, а в том, что их надо как-то встроить или, наоборот, выкроить из ряда ранее опубликованных данных. Откуда они могли всплыть? Как и куда исчезнуть? Легко играя десятками миллионов, первые лица Советского Союза без стеснения дают понять, что официальная статистика — это так, бирюльки для населения. Примерно как развитой социализм, демократические выборы и общенародная собственность. И граждане — поскольку с советских времен очи на затылке — удивительно легко с этим мирятся. Привыкли и считают нормой.

Дореволюционные статистики (до 30-х годов и постреволюционные тоже — по еще не изжитой привычке к добросовестности) считали население с точностью до тысяч. Это не значит, что их оценки были уж так точны. Это значит, что такова была общепринятая размерность задачи. После 30-х годов власть путается уже в десятках миллионов. Большой прогресс? Для реабилитации хотя бы самых общих представлений о движении населения СССР между двумя мировыми войнами и очистки фактов от многослойного советского вранья приходится пользоваться упрощенным подходом на пальцах. По-сталински, по-народному. Иначе публика не воспринимает — слишком сложно, емкости коммуникативной памяти не хватает.

Демографический недобор

К Первой мировой войне царская Россия (с помощью пересчетов Госплана и Е.З. Волкова условно ужатая до границ СССР-1939) устойчиво выходит на средние темпы демографического прироста порядка 2,5 млн человек в год. Советский Союз в относительно спокойные отрезки между войнами (эхо НЭПа в конце 20-х годов и начало третьей пятилетки, когда эксцессы коллективизации притупились, а база отсчета заметно выросла за счет присоединения в 1939 г. новых территорий вместе с людьми) показывает прирост более 3 млн в год. Можно предположить, что при нормальных условиях с 1913 по 1940 г. страна вправе была бы ожидать примерно 3 млн ежегодного прироста: в начале интервала поменьше, в конце, по мере расширения демографической базы, побольше.

Итого за 27 лет ожидаемая прибавка составляет порядка 81 млн человек (27х3=81). Справочник «СССР в цифрах» 1958 г. сообщает, что на 1913 г. внутри контура, ограниченного границами СССР, проживало 139,3 млн человек (у Е.З. Волкова 139,9). Округлим в пользу советской власти до 140, прибавим ожидаемый потенциал и получим 221 млн. В том же советском справочнике представлена численность граждан на 1940 г. в 191,7 млн. Округлим опять в пользу СССР до 192 млн. Итого получается недобор около 29 млн (221–192=29).

Цифра в справочнике по умолчанию включает присоединенные к концу 1940 г. территории Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии (Молдавии) и части Финляндии вместе с населением. Сравнив две оценки на 1913 г. из того же справочника (159,2 млн для контура в послевоенных границах Советского Союза и 139,3 млн для контура до 17сентября 1939 г.), сообразим, что демографические потери, связанные с уходом Польши, Балтии и Бессарабии, после революции составили порядка 20 млн человек. Будем считать, что в 1939–1940 гг. в советскую систему учета вернулось примерно столько же. С одной стороны, земли возвращены не целиком (Польша). С другой стороны, прирезаны Галичина, которая в состав Российской империи отродясь не входила (она входила в состав Австро-Венгрии), и кусок Финляндии, население которой царской статистикой считалось отдельно. Кроме того, люди на присоединенных территориях с 1913 г. не просто жили, но и размножались. Так что возвращенный «территориальный трофей» 1939–1940 гг. наверняка принес Советскому Союзу более 20 млн человек. Следовательно, за счет собственно советского роста (как выражаются демографы, за счет естественного движения населения) СССР к концу 1940 г. накопил, округляя, не 192, а вряд ли более 170 млн «собственного» населения. Согласно вторичной сталинской переписи перед Второй мировой войной (начало 1939 г.), напомним, насчитали 170,5 млн. Притом что в первом рабочем варианте этой переписи (до обнаружения «дополнительных контрольных бланков») оценка была на 3 млн меньше.

Итого оценка демографического дефицита (недобора) на 1940 г., вычисленная из ожидаемых темпов естественного движения, оказывается равной примерно 51 млн человек (221–170=51). При систематических округлениях промежуточных оценок в пользу СССР. Для простоты итоговый недобор можно оценить в 50 млн — опять на пальцах и с округлением в пользу вождя. Если вам не нравится такой метод счета, все претензии, пожалуйста, к И.В. Сталину и Госплану, которые именно его использовали в своих стратегических планах и публичных выступлениях. Пятьдесят потерянных миллионов — очень грубая и, скорее всего, заниженная оценка. Просто для понимания масштаба. При этом главные испытания демографической силы советского народа были еще впереди: приближалась Большая война.