Трещина в мироздании - Дженнифер Даудна

Кроме того, я пришла к пониманию того, насколько важно выйти из зоны комфорта и обсуждать науку с людьми за пределами узкого круга специалистов. Общественность относится к ученым с возрастающим недоверием и скептически оценивает их вклад в общество – а значит, скептически относится и к тому, что наука способна описывать и улучшать мир. Когда люди отказываются признавать факт глобального изменения климата, прививать своих детей или настаивают на том, что генетически модифицированные организмы не годятся в пищу людям, это свидетельствует не только о научном невежестве этих людей, но и о том, что коммуникация между учеными и обществом полностью нарушена. То же можно сказать и о движениях протеста против CRISPR, уже зародившихся во Франции и Швейцарии; их участники выступают резко против вероятного создания “дизайнерских детей”[295]. Пока мы не сумеем достучаться до этих людей и им подобных, подобное недоверие будет только расти.

Часть ответственности за этот сбой коммуникации лежит на ученых. Я сама с трудом вытащила себя из комфорта лабораторной среды, чтобы рассказывать о CRISPR, и иногда жалею, что не сделала этого раньше. Я пришла к четкому ощущению, что мы – те, кто занимается наукой, – обязаны активно участвовать в обсуждениях ее применений. Мы живем в мире, где наука глобальна, где материалы и реактивы для исследований распространяют централизованные поставщики, где получить доступ к опубликованным данным проще, чем когда-либо. Нам нужно удостовериться, что обмен знаниями между учеными и неспециалистами осуществляется так же легко, как внутри самого научного сообщества.

Учитывая, как много может изменить редактирование генома в судьбе нашего вида и планеты в целом, открытие каналов связи между наукой и обществом никогда не было настолько важным, как сейчас. Прошли дни, когда жизнь шла исключительно под влиянием медлительных сил эволюции. Мы стоим на пороге новой эры, в которой мы будем главным органом управления генетическим составом организмов и всевозможными проявлениями различных комбинаций генов. Что говорить, мы уже вытесняем глухую, немую и слепую систему, которая в течение многих эпох формировала генетический материал на нашей планете, и заменяем ее на сознательную международную систему направляемой человеком эволюции.

Не сомневаюсь, что мы не готовы нести такую колоссальную ответственность. Но мы не можем и уклониться от нее. Если управление судьбой собственного генофонда пугает вас, подумайте о последствиях ситуации, когда мы будем обладать этой способностью, но окажемся не в состоянии контролировать ее. Вот это действительно будет ужасно – и представить себе нельзя насколько.

Мы должны сломать стену, которая разделяет ученых и остальную часть общества; это разделение провоцирует распространение недоверия и невежества, не нуждающихся в проверке фактами. Если что-то и помешает человечеству принять нынешний вызов, то именно эта преграда.

Я искренне надеюсь, что смогу мотивировать новое поколение ученых более вдумчиво и открыто, чем мои сверстники, обсуждать различные вопросы с неспециалистами и что в дебатах на тему того, как следует использовать достижения науки и технологий, они будут руководствоваться принципом “дискуссия без давления”. Так ученые смогут вернуть доверие общественности.

И улучшения уже заметны. В последние годы движение за открытый доступ к научным статьям добилось того, что множество таких статей оказались в распоряжении любого желающего, и распространение учебных онлайн-курсов делает более доступным и образование – для людей любого возраста по всему миру. Это положительные тенденции, но нужно сделать гораздо больше. Образовательным учреждениям необходимо пересмотреть процесс обучения и подумать, как их школьники и студенты могут применить полученные знания к общественным проблемам. Я работаю над тем, чтобы стимулировать мой университет, одну из ведущих мировых институций, организовывать междисциплинарные встречи, курсы и исследовательские проекты. Создавая для ученых-“естественников”, писателей, психологов, историков, политологов, специалистов по этике, экономистов и прочих возможности совместно работать над реальными практическими задачами, мы повысим наше общее умение объяснить суть собственной работы неспециалистам. Я считаю, что это, в свою очередь, подтолкнет обучающихся мыслить о своей области шире и учиться применять свои знания при решении конкретных задач. Всегда сложнее осуществлять идеи, чем придумывать их, но я чувствую растущий интерес к таким междисциплинарным начинаниям среди коллег. Удивительно, но технология CRISPR, вероятно, поможет поддержать эти начинания, поскольку играет сразу на многих полях, затрагивая науку, этику, экономику, социальные и экологические условия и эволюцию.

Всем ученым независимо от их специализации надо быть готовыми столкнуться с самыми разнообразными последствиями нашей работы – но нам также стоит детально обсудить эти последствия. Мне напомнили об этом на недавнем званом обеде, на котором также присутствовали некоторые из величайших технологических гуру Кремниевой долины. Один из них сказал: “Дайте мне десять – двадцать миллионов долларов и команду умных людей, и мы сможем решить буквально любую техническую задачу”. Ему, очевидно, было кое-что известно о решении технических задач – об этом свидетельствовала длинная череда успешных проектов, – но, по иронии судьбы, описанный им подход не смог бы породить основанную на CRISPR технологию редактирования генома, на создание которой людей вдохновило любопытство в исследовании природных явлений. Для разработки технологии, которую мы в итоге создали, не потребовалось ни десяти, ни двадцати миллионов долларов, зато понадобилось полное понимание химии и биологии адаптивного иммунитета бактерий – темы, на первый взгляд никак не связанной с редактированием генома. Это лишь один из множества примеров важности фундаментальных исследований – научных изысканий ради лучшего понимания природы – и их связи с новыми технологиями. В конце концов, у природы было намного больше времени на эксперименты, чем у человека!

Если вы вынесете какую-то одну мысль из этой книги, то, надеюсь, это будет мысль о том, что нам нужно продолжать исследовать окружающий нас мир, непрерывно ставя научные эксперименты. Чудесные свойства пенициллина никогда не были бы открыты, если бы Александр Флеминг не проводил простые опыты со стафилококками. Исследование рекомбинантных ДНК – основы современной молекулярной биологии – стало возможным только после изоляции разрезающих и копирующих ДНК ферментов из бактерий, обитающих в кишечнике и других очень теплых местах. Быстрое секвенирование ДНК потребовало изучения удивительных свойств бактерий из горячих источников. А мы с коллегами никогда бы не создали мощный инструмент редактирования генома, если бы не задались гораздо менее прикладным вопросом: так как же бактерии борются с вирусными инфекциями?