Зверь - Ане Риэль

не хотел рисковать, не мог позволить Леону узнать, что он делает, и потом выдать его. К счастью, окно в ослином закутке выходило на горы, а не на колокол.

Бережно уложив Данику в могилу, он поцеловал ее в лоб, поразительно холодный. Он бы рад был укрыть ее одеялом Леона, но не хотел идти за ним к мальчику. Да и Леону одеяло пригодится, он кутался в него утром в кровати. Мирко закрыл глаза, бросая первую пригоршню земли.

Закопав могилу, он осторожно разровнял землю. Потом вскопал еще немного вдоль хлева, чтобы было похоже на обычную клумбу. Еще он принес тачку, несколько камней и какой-то мусор, чтобы ничего не бросалось в глаза. Теперь похоже на заднюю сторону обычного хлева. Мирко надеялся, что трава и истощенные жаждой белые цветы, росшие вокруг колокола, быстро заполнят могилу. Даника заслужила гроб и камень, но нельзя.

Зато у нее будет церковный колокол.

Как только он закончил, пошел дождь. Несколько разрозненных капель, но это только начало. Капли выбивали короткие ноты в бронзе. Колокол пел, Мирко быстро улыбнулся.

Потом он проверил, чтобы в амбаре не осталось ни следа от нахождения там Даники или Леона. Он смыл кровь с пола там, где она лежала. Потом замел это место соломой и пылью, чтобы оно не выделялось. Клетку медведя оставил открытой. Из нее исходил жуткий запах, как навоза, так и мусора. Судя по всему, люди кидали в клетку все подряд, чтобы поглядеть, как он станет это есть. Там валялись разорванные упаковки от пирожных, шоколадок, мыла и много чего еще. Даже от табака. К прутьям решетки была привязана миска, от которой воняло алкоголем.

Перед тем как вернуться к Леону, он встал у открытой двери амбара и выкурил половину сигареты, которую обнаружил у себя в нагрудном кармане. Пока курил, смотрел на веселый дождь. Темнота перестала быть жесткой и непримиримой, она теперь казалась мягкой.

Мирко действовал безо всякого плана, и что делать дальше, Мирко тоже не знал. Наверное, он был в состоянии паники, но отметил при этом, что сердце бьется ровно и спокойно, а руки совсем не дрожат. Больше всего ему хотелось лечь и умереть от горя и раскаяния. Он никогда не сможет себя простить.

Никогда.

Но в мире осталось три человека, которым он был нужен. Трое, кого он не может предать и бросить. Он не может бросить на произвол судьбы своих больных родителей – и Леона.

Больше всего он беспокоился о Леоне. Ребенка, потерявшего родителей, надо куда-то отвести, думал он. В случае с Леоном, это, вероятно, будет учреждение. Вскорости там обнаружат, какой он сильный и сколько от него может быть урона. И тогда его могут связать, наверняка запрут, и едва ли там будет хлев через стенку, чтобы у него была хоть какая-то компания и он мог успокоиться. Мышей тоже не будет. Это сделает его безумно несчастным, подумал Мирко. Это уничтожит Леона.

Хуже всего, что никто не хочет его понимать. Не зная, откуда Леон, от кого он родился, понять его невозможно. И любить тоже трудно. Наверняка тяжело выносить. А кто захочет брать на себя ответственность за такого ребенка, тратить на него время и силы… пытаться стать для него отцом? Есть только один человек на всем свете, который мог бы дать Леону то, чего тот заслуживает. Теперь Мирко это понял. Он сам должен взять мальчика под крыло и обеспечить ему достойную жизнь, хотя бы попытаться. Оставалась только одна проблема: он не представлял себе, как это осуществить. Нельзя же просто взять себе ребенка?

Он раздумывал, не может ли он попросить у властей разрешения заботиться о Леоне; только до тех пор, пока не объявится его пропавшая мать, чего, к сожалению, не произойдет. Может, ему даже разрешат: они не будут тщательно изучать дело. Местные управленцы вообще довольно безалаберные. И полиция тоже, и в этом его удача, потому что, если его заподозрят в убийстве, ему точно не дадут помочь Леону.

Но вопрос не только в официальных властях. У него еще есть родители. Ему придется что-то им объяснить, так, чтобы это их не убило, но при этом не стало бы ложью, в которой он утонет.

Маме с папой едва ли понравится, если он приведет в дом Леона. Но как бы враждебно они ни были настроены к соседям, они поймут, что нельзя бросить ребенка, когда тот потерял все и остался совсем один. Ребенка, которого любишь.

– Ты должна меня понять, мама, – прошептал он про себя, представляя себе обеспокоенное лицо мамы.

Да, она поймет. Со временем, если судьба даст им время, родители увидят, что Леон – не дитя дьявола, а ласковый маленький мальчик, которому не хватает внимания. Мирко сможет брать его с собой в поле, все время держать при себе, научить его управлять своими мускулами. Из Леона выйдет отличный работник, и с животными он тоже будет хорошо обращаться, ему только нужно научиться владеть своим телом.

Но что именно он расскажет им, когда придет домой с Леоном? Как все объяснит? Сейчас Мирко настолько запутался, что голова готова была взорваться. Наконец он решил сделать вид, что встретил Леона в их поле рано утром. Тогда он сможет сказать, что собирается пойти и вернуть мальчика родителям, а позже вернуться с Леоном и рассказать, что у Даники на ферме никого нет и, наверное, нужно связаться с полицией.

Только бы Леон ничего не разболтал, подумал он. В своей невинности мальчик может попытаться рассказать правду.

У Мирко в груди все сжималось. Не дай солнцу опуститься в ссоре, учила его когда-то мать. Наверное, и смерти нельзя опускаться в молчании.

Прощение

Отец Мирко смотрел в темноту, прислушиваясь к дыханию жены. Тишина тревожила его.

– Милая, ты не спишь? – прошептал он.

Они оба лежали на спине близко друг к другу.

– Не сплю, – прошептала она жалкими остатками голоса. – Я лежала и думала.

Между словами слышался свист.

– О чем?

– О нас… о молодости.

Он улыбнулся в темноте.

– Ты была очень красивой, – прошептал он.

Она улыбнулась.

– Ты тоже был хорош, Гьюро. Такие синие глаза.

Он усмехнулся.

– Кажется, только ты одна так думала.

– Нет, нет. Я так боялась… что ты достанешься другой.

– Я всегда был твоим, любимая. Всегда.

– Даже когда я…

– Да. Даже тогда.

– Не знаю, что на меня тогда нашло.

– Ты помнишь, как я пытался тебя побить? – про-клокотал он. – Я так разозлился.